Сочинение Образ Вареньки в рассказе Человек в футляре Чехова


Антон Чехов — Человек в футляре

Человек в футляре

На самом краю села Мироносицкого, в сарае старосты Прокофия расположились на ночлег запоздавшие охотники. Их было только двое: ветеринарный врач Иван Иваныч и учитель гимназии Буркин. У Ивана Иваныча была довольно странная, двойная фамилия — Чимша-Гималайский, которая совсем не шла ему, и его во всей губернии звали просто по имени и отчеству; он жил около города на конском заводе и приехал теперь на охоту, чтобы подышать чистым воздухом. Учитель же гимназии Буркин каждое лето гостил у графов П. и в этой местности давно уже был своим человеком.

Не спали. Иван Иваныч, высокий, худощавый старик с длинными усами, сидел снаружи у входа и курил трубку; его освещала луна. Буркин лежал внутри на сене, и его не было видно в потемках.

Рассказывали разные истории. Между прочим говорили о том, что жена старосты, Мавра, женщина здоровая и не глупая, во всю свою жизнь нигде не была дальше своего родного села, никогда не видела ни города, ни железной дороги, а в последние десять лет всё сидела за печью и только по ночам выходила на улицу.

— Что же тут удивительного! — сказал Буркин. — Людей, одиноких по натуре, которые, как рак-отшелышк или улитка, стараются уйти в свою скорлупу, на этом свете не мало. Быть может, тут явление атавизма, возвращение к тому времени, когда предок человека не был еще общественным животным и жил одиноко в своей берлоге, а может быть, это просто одна из разновидностей человеческого характера, — кто знает? Я не естественник и не мое дело касаться подобных вопросов; я только хочу сказать, что такие люди, как Мавра, явление не редкое. Да вот, недалеко искать, месяца два назад умер у нас в городе некий Беликов, учитель греческого языка, мой товарищ. Вы о нем слышали, конечно. Он был замечателен тем, что всегда, даже в очень хорошую погоду, выходил в калошах и с зонтиком и непременно в теплом пальто на вате. И зонтик у него был в чехле, и часы в чехле из серой замши, и когда вынимал перочинный нож, чтобы очинить карандаш, то и нож у него был в чехольчике; и лицо, казалось, тоже было в чехле, так как он всё время прятал его в поднятый воротник. Он носил темные очки, фуфайку, уши закладывал ватой, и когда садился на извозчика, то приказывал поднимать верх. Одним словом, у этого человека наблюдалось постоянное и непреодолимое стремление окружить себя оболочкой, создать себе, так сказать, футляр, который уединил бы его, защитил бы от внешних влияний. Действительность раздражала его, пугала, держала в постоянной тревоге, и, быть может, для того, чтобы оправдать эту свою робость, свое отвращение к настоящему, он всегда хвалил прошлое и то, чего никогда не было; и древние языки, которые он преподавал, были для него, в сущности, те же калоши и зонтик, куда он прятался от действительной жизни.

— О, как звучен, как прекрасен греческий язык! — говорил он со сладким выражением; и, как бы в доказательство своих слов, прищурив глаз и подняв палец, произносил: — Антропос!

И мысль свою Беликов также старался запрятать в футляр. Для него были ясны только циркуляры и газетные статьи, в которых запрещалось что-нибудь. Когда в циркуляре запрещалось ученикам выходить на улицу после девяти часов вечера или в какой-нибудь статье запрещалась плотская любовь, то это было для него ясно, определенно; запрещено — и баста. В разрешении же и позволении скрывался для него всегда элемент сомнительный, что-то недосказанное и смутное. Когда в городе разрешали драматический кружок, или читальню, или чайную, то он покачивал головой и говорил тихо:

— Оно, конечно, так-то так, всё это прекрасно, да как бы чего не вышло.

Всякого рода нарушения, уклонения, отступления от правил приводили его в уныние, хотя, казалось бы, какое ему дело? Если кто из товарищей опаздывал на молебен, или доходили слухи о какой-нибудь проказе гимназистов, или видели классную даму поздно вечером с офицером, то он очень волновался и всё говорил, как бы чего не вышло. А на педагогических советах он просто угнетал нас своею осторожностью, мнительностью и своими чисто футлярными соображениями насчет того, что вот-де в мужской и женской гимназиях молодежь ведет себя дурно, очень шумит в классах, — ах, как бы не дошло до начальства, ах, как бы чего не вышло, — и что если б из второго класса исключить Петрова, а из четвертого — Егорова, то было бы очень хорошо. И что же? Своими вздохами, нытьем, своими темными очками на бледном, маленьком лице, — знаете, маленьком лице, как у хорька, — он давил нас всех, и мы уступали, сбавляли Петрову и Егорову балл по поведению, сажали их под арест и в конце концов исключали и Петрова, и Егорова. Было у него странное обыкновение — ходить по нашим квартирам. Придет к учителю, сядет и молчит и как будто что-то высматривает. Посидит, этак, молча, час-другой и уйдет. Это называлось у него «поддерживать добрые отношения с товарищами», и, очевидно, ходить к нам и сидеть было для него тяжело, и ходил он к нам только потому, что считал своею товарищескою обязанностью. Мы, учителя, боялись его. И даже директор боялся. Вот подите же, наши учителя народ всё мыслящий, глубоко порядочный, воспитанный на Тургеневе и Щедрине, однако же этот человечек, ходивший всегда в калошах и с зонтиком, держал в руках всю гимназию целых пятнадцать лет! Да что гимназию? Весь город! Наши дамы по субботам домашних спектаклей не устраивали, боялись, как бы он не узнал; и духовенство стеснялось при нем кушать скоромное и играть в карты. Под влиянием таких людей, как Беликов, за последние десять — пятнадцать лет в нашем городе стали бояться всего. Боятся громко говорить, посылать письма, знакомиться, читать книги, боятся помогать бедным, учить грамоте…

Иван Иваныч, желая что-то сказать, кашлянул, но сначала закурил трубку, поглядел на луну и потом уже сказал с расстановкой:

— Да. Мыслящие, порядочные, читают и Щедрина, и Тургенева, разных там Боклей и прочее, а вот подчинились же, терпели… То-то вот оно и есть.

— Беликов жил в том же доме, где и я, — продолжал Буркин, — в том же этаже, дверь против двери, мы часто виделись, и я знал его домашнюю жизнь. И дома та же история: халат, колпак, ставни, задвижки, целый ряд всяких запрещений, ограничений, и — ах, как бы чего не вышло! Постное есть вредно, а скоромное нельзя, так как, пожалуй, скажут, что Беликов не исполняет постов, и он ел судака на коровьем масле, — пища не постная, но и нельзя сказать, чтобы скоромная. Женской прислуги он не держал из страха, чтобы о нем не думали дурно, а держал повара Афанасия, старика лет шестидесяти, нетрезвого и полоумного, который когда-то служил в денщиках и умел кое-как стряпать. Этот Афанасий стоял обыкновенно у двери, скрестив руки, и всегда бормотал одно и то же, с глубоким вздохом:

— Много уж их нынче развелось!

Спальня у Беликова была маленькая, точно ящик, кровать была с пологом. Ложась спать, он укрывался с головой; было жарко, душно, в закрытые двери стучался ветер, в печке гудело; слышались вздохи из кухни, вздохи зловещие…

И ему было страшно под одеялом. Он боялся, как бы чего не вышло, как бы его не зарезал Афанасий, как бы не забрались воры, и потом всю ночь видел тревожные сны, а утром, когда мы вместе шли в гимназию, был скучен, бледен, и было видно, что многолюдная гимназия, в которую он шел, была страшна, противна всему существу его и что идти рядом со мной ему, человеку по натуре одинокому, было тяжко.

— Очень уж шумят у нас в классах, — говорил он, как бы стараясь отыскать объяснения своему тяжелому чувству. — Ни на что не похоже.

И этот учитель греческого языка, этот человек в футляре, можете себе представить, едва не женился.

Иван Иваныч быстро оглянулся в сарай и сказал:

— Шутите!

— Да, едва не женился, как это ни странно. Назначили к нам нового учителя истории и географии, некоего Коваленко, Михаила Саввича, из хохлов. Приехал он не один, а с сестрой Варенькой. Он молодой, высокий, смуглый, с громадными руками, и по лицу видно, что говорит басом, и в самом деле, голос как из бочки: бу-бу-бу… А она уже не молодая, лет тридцати, но тоже высокая, стройная, чернобровая, краснощекая, — одним словом, не девица, а мармелад, и такая разбитная, шумная, всё поет малороссийские романсы и хохочет. Чуть что, так и зальется голосистым смехом: ха-ха-ха! Первое, основательное знакомство с Коваленками у нас, помню, произошло на именинах у директора. Среди суровых, напряженно скучных педагогов, которые и на именины-то ходят по обязанности, вдруг видим, новая Афродита возродилась из пены: ходит подбоченясь, хохочет, поет, пляшет… Она спела с чувством «Виют витры», потом еще романс, и еще, и всех нас очаровала, — всех, даже Беликова. Он подсел к ней и сказал, сладко улыбаясь:

— Малороссийский язык своею нежностью и приятною звучностью напоминает древнегреческий.

Это польстило ей, и она стала рассказывать ему с чувством и убедительно, что в Гадячском уезде у нее есть хутор, а на хуторе живет мамочка, и там такие груши, такие дыни, такие кабаки! У хохлов тыквы называются кабаками, а кабаки шинками, и варят у них борщ с красненькими и с синенькими «такой вкусный, такой вкусный, что просто — ужас!»

История создания[ | ]

Серия «Маленькая трилогия», состоящая из трёх рассказов — «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви» — не должна была оканчиваться рассказом «О любви». Во время написания рассказов произошёл спад активности творчества, а позднее Чехова отвлекло заболевание туберкулезом. Над рассказом Чехов работал в мае — июне 1898 года в Мелихове. В начале июня 1898 года рассказ готовился к печати, а 15 июня 1898 года рукопись была отправлена в журнал. Чехов писал об этом рассказе в записных книжках[2]:

«Человек в футляре: всё у него в футляре. Когда лежал в гробу, казалось, улыбался: нашёл свой идеал»

— А. П. Чехов

Варвара Коваленко

Сестра Михаила. Она приезжает в город, где живёт Беликов, вместе с братом. Варя и Михаил часто ссорятся. У Вареньки весёлый нрав, она любит шумные компании, поет песни. Женщина легко заводит новые знакомства и вызывает симпатию окружающих. Она не была замужем, учителя решают познакомить Варю с Беликовым. Мужчина так и не сделал ей предложение. Хотя их семья вряд ли была возможной, слишком разные по характеру Беликов и Варенька. Женщина сильно обидела своего ухажёра, когда посмеялась над ним после его потасовки с Михаилом.

В произведении очень хорошо описаны особенности характера каждого из героев. Главной темой произведения является тема «маленького человека».
Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Экранизация[ | ]

Воспроизвести медиафайл

Фильм «Человек в футляре», 1939 год

  • «Человек в футляре» — художественный фильм, 1939 год, режиссёр — Исидор Анненский. В роли Беликова снялся Николай Хмелёв (последняя роль в кино).
  • «Человек в футляре» («O Homem do Estojo
    ») — телевизионный художественный бразильский фильм, режиссёр — Силас Роберг 1958 год
  • «Человек в футляре» — мультипликационный фильм 1983 года, режиссёр — Леонид Зарубин.
  • 2006 г. — «Три поцелуя[fi] / Kolme suudelmaa
    » (ТВ) (Финляндия), режиссёр — Матти Иджас[fi] (по мотивам рассказа «Человек в футляре»).

Критики о рассказе[ | ]

Рассказ получил большой отклик как у критиков, так и у простого народа.

Одним из первых своим мнением о рассказе поделился А. А. Измайлов, который написал:

«Начатая с улыбкой на устах комическая история, — писал Измайлов о рассказе, — досказывается серьёзным голосом, в котором слышится лёгкое дрожание. Самый фон картины становится сумрачным и торжественно-величавым»[7]

— «Биржевые ведомости»[8]

Критика смущало соединение комедийного карикатурного персонажа и серьёзности взгляда Чехова, серьёзности фона.

Н. Виленкин считал, что это противоречие связано с мастерством писателя. Даже Скабичевский, не питавший «особой любви к Чехову» и считавший его безыдейным писателем[9], назвал Беликова «замечательным художественным откровением Чехова» и поставил образ «человека в футляре» в одну линию с Обломовым и Чичиковым[7][10]. В октябре 1898 года рассказ Чехова анализирует критик и публицист Богданович, который его высоко оценивает, замечает мастерство создания портрета Беликова. Богданович считает, что Беликов и есть сама общественная жизнь, «житейская тина», а потому критикует Чехова за безысходность финала и отсутствие надежды[7][11]. Тем не менее, несмотря на всеобщие положительные оценки, К. П. Медведский в журнале «Московские ведомости» высказал достаточно грубое мнение о рассказе и творчестве писателя в целом:

«Рассказ бессодержателен, плох, но обойти его молчанием нельзя, потому что в нём с чрезвычайною ясностью раскрываются основные недостатки писателя, умеющего воспроизводить лишь внешние стороны житейских явлений»[7]

— «Московские ведомости»[12]

Пример современного анализа рассказа:

«В зазоре между Беликовым из рассказа Буркина и Беликовым из рассказа Чехова — Пустота. Пустота — одно из имён Человека в футляре, его тайна, его загадка. Гипертрофированно-унылое социально-культурное при немощи естественного, гротескное тело политического, его злая пародия, вдруг превратившийся в шпиона шут с важным донесением. Если следовать логике мифа, сообщение Беликова должно быть действительно важным»[13]

— А. Л. Бокшицкий

Примечания[ | ]

  1. Российская государственная библиотека Архивировано 20 марта 2017 года.
  2. Паперный З. С.
    Записные книжки Чехова — Москва: Советский писатель, 1976, с. 389
  3. 123
    Человек в футляре. Примечания
  4. Ю. Соболев. Чехов. Статьи. Материалы. Библиография. М., 1930, стр. 163—165
  5. Письмо Ал. П. Чехову, 22 или 23 сентября 1895 г.
  6. «Глитай, або ж павук» (укр.) («Мироед, или паук») — название пьесы Марка Кропивницкого.
  7. 1234
    Человек в футляре. Примечания
  8. «Биржевые ведомости», 1898, № 200, 24 июля
  9. «Г. Чехов — писатель безыдейный; это у нас решено и подписано. Тем не менее, когда выходит новый рассказ г. Чехова, он первый разрезается в книжке журнала, прежде всего читается и производит такое сильное впечатление на читателя, так настраивает его, подымая в нём ряд новых мыслей и соображений, как не действуют многие из так называемых идейных произведений…»
  10. «Сын отечества», 1898, № 238, 4 сентября
  11. «Мир божий», 1898, № 10, отд. II, стр. 6
  12. К. Медведский. Литературные заметки. Нечто о г. Чехове и «футлярах». — «Московские ведомости», 1898, № 215, 7 августа
  13. А. Л. Бокшицкий. Наивный антропос (А. П. Чехов и «человек в футляре»)
  14. gorky.media.
    «Человек в футляре» — тревожное расстройство, а созависимость изучаем на примере «Душечки» (рус.) (23 сентября 2016). Дата обращения: 27 сентября 2021.

Буркин

Коллега Беликова, учитель гимназии. Именно от его лица идёт повествование о Беликове. Буркин предстает в роли интересного собеседника, который внимателен к деталям, даёт собственные оценочные суждения ситуациям. Писатель не уделяет большое внимание описанию Буркина, давая представление о его внешности лишь в конце произведения. Буркин маленького роста, лысый, с черной бородой. Он выглядит карикатурно. Несмотря на то, что Буркин осуждает Беликова за его боязнь всего нового и непримиримость и желание жить обособленно, Буркин также является «футлярным» человеком. Он знает о проблемах общества, но не пытается что-либо изменить.

Прототип[ | ]

Мемориальная доска в Таганроге на доме, в котором жил А. Ф. Дьяконов
Точный прототип Беликова неизвестен. Некоторые современники (в том числе В. Г. Богораз и М. П. Чехов) считали, что прототипом «человека в футляре» стал инспектор таганрогской гимназии Александр Фёдорович Дьяконов; другие же описывали черты характера Дьяконова, опровергающие мнение первых. Так, П. П. Филевский отмечал щедрость Дьяконова и писал: «Я же положительно утверждаю, что между „Человеком в футляре“ и А. Ф. Дьяконовым ничего общего нет, и в этом произведении А. П. Чехова никакого местного колорита найти нельзя»[3].

Ю. Соболев полагал, что вероятным прототипом чеховского героя мог стать известный публицист M. О. Меньшиков. Чехов в одном из своих дневников писал о нём:

«М. в сухую погоду ходит в калошах, носит зонтик, чтобы не погибнуть от солнечного удара, боится умываться холодной водой, жалуется на замирание сердца[4]»

Впрочем, сходство между Меньшиковым и Беликовым можно отметить только внешнее[3]. Сам же Чехов писал и о своём брате И. П. Чехове:

«Он, то есть Иван, немножко поседел и по-прежнему покупает всё очень дёшево и выгодно и даже в хорошую погоду берёт с собой зонтик»[5].

Опираясь на эти факты, можно сделать вывод, что образ учителя греческого языка Беликова является собирательным[3].

Выражение «Человек в футляре», означающее одинокого человека, который закрывается от всего мира, создавая вокруг себя оболочку, «футляр», стало нарицательным в русском языке.

Рейтинг
( 1 оценка, среднее 5 из 5 )
Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Для любых предложений по сайту: [email protected]