Образ и характеристика Германна в рассказе Пиковая дама Пушкина сочинение

1. Сочинения
2. По литературе
3. Пушкин
4. Образ и характеристика Германна в рассказе Пиковая дама

Описание героя. Главный герой произведения А.С.Пушкина «Пиковая дама» — Герман. Это молодой, интеллигентный, образованный человек. По специальности он военный инженер. Вопреки наличию хорошей профессии, Герман является гражданином со средним достатком. Он не может позволить себе лишних трат и довольствуется малым.

Отец Германа — обрусевший немец, который не оставил сыну богатого наследства.Его друзья, привыкшие к большим растратам, живут исключительно в своё удовольствие и частенько посмеиваются над рациональными тратами Германа. Герой желает поправить свое финансовое положение, и найти возможность обогатиться.

По характеру Герман игрок и авантюрист, однако, до откровения Томского, никогда ранее не сидел за игральным столом. Стремление к быстрому обогащению и страстная натура авантюриста с подвигнут героя к глупому поступку.

Герман — человек, который постоянно чем-то интересуется и увлекается. В попытках улучшить своё финансовое положение, Герман пытается узнать секрет трех карт, которые приблизят его к мечте. Он не может более думать ни о чем, им движет азарт и алчность. Эти пагубные черты характера в конечном итоге губят Германа. Решив, во что бы то ни было, разузнать тайну трех карт, герой пускается во все тяжкие: соблазняет молодую девушку, к которой не испытывает ни малейшего влечения и даже угрожает пожилой женщине. Последняя, к слову, умирает от страха, но это не очень заботит героя. Герман становится одержимым: его навязчивая идея фикс не позволяет герою трезво смотреть на окружающий и мир и адекватно мыслить.

Судьба героя трагична, так как он в итоге сходит с ума. Молодой инженер хотел просто быть счастливым и богатым человеком. Он мечтал тратить деньги по желанию, не ущемлять себя ни в чем, жить беззаботно, как его друзья. Однако его методы достижения счастья оказались непродуктивными, потому как циничность, безжалостность, чрезмерный азарт и алчность ни к чему хорошему не приводят.

Другие сочинения: ← Образ и характеристика Графа в повести Выстрел↑ ПушкинОбраз и характеристика Дуни в повести Станционный смотритель →

Портрет

Германн — сын небогатого обрусевшего немца. Это довольно привлекательный молодой человек. У него чёрные волосы и глаза, бледный цвет кожи («…быстрый румянец покрывал его бледные щёки…»). По словам одного из героев повести, Томского, у Германна истинно романтическое лицо и «профиль Наполеона». Походка у Германна лёгкая и твёрдая.

Он образован и воспитан. По специальности молодой человек военный инженер. Небольшое состояние, оставленное отцом, не соответствует честолюбивым планам Германна. Но и эти жалкие проценты от состояния отца он не тратит, а живёт только на жалование. Молодому инженеру приходится на всём экономить, считая копейки, он «не позволял себе излишней прихоти». Азартный игрок, Германн вынужден просто наблюдать за игрой других картёжников, чтобы не проиграться («…и следовал с лихорадочным трепетом за различными оборотами игры»). Друзья же думали, что он просто не готов бездумно тратить деньги. «Германн немец: он расчётлив, вот и всё!» — говорит о нём Томский. Такое положение никак не устраивает молодого человека, поэтому он ищет любую возможность разбогатеть.

История о трёх мистических картах и тайна старой графини взволновала его, и он решает, во что бы то ни стало узнать секрет трёх карт.

LiveInternetLiveInternet

Главное отличие оперы от повести — в романтическом возвышении темы любви и самого героя — Германа. У Пушкина Герман — воплощение порока, «человек с профилем Наполеона и душой Мефистофеля», авантюрист, честолюбец, игрок, одержимый маниакальной страстью наживы любой ценой, даже подлости. Лиза для него — лишь средство к овладению тайной трех карт, а значит — к обогащению. Такой Герман не мог вдохновить романтика — Чайковского, и он сначала категорически отказался писать оперу на этот сюжет. Зато загорелся желанием воплотить в музыке либретто брата Модеста Ильича.

По существу это новое произведение на основе сюжета А. С. Пушкина. Имел ли либреттист на это право? Безусловно. В истории оперы, пожалуй, не найти либретто, которое бы в точности соответствовало литературному первоисточнику. Итак, действие перенесено в век Екатерины II. Главный герой совсем не похож на своего прототипа. Это восторженный романтик, наделенный возвышенной душой. Он боготворит Лизу, свою «красавицу, богиню», не смея целовать след ее ноги. Все его ариозо первого действия — страстные признания в любви. Желание разбогатеть — не цель, а средство преодолеть разделяющую их с Лизой социальную пропасть (ведь Лиза в опере — не приживалка, а богатая внучка Графини). «Три карты знать — и я богат», — восклицает он, — «и вместе с ней могу бежать прочь от людей». Эта идея все более овладевает им, вытесняя любовь к Лизе. Трагизм душевной борьбы Германа усугубляется его столкновением с грозной силой рока. Воплощением этой силы является Графиня. Герой гибнет, и все-таки в музыке Чайковского торжествует любовь: в финале оперы звучит светлая тема любви, как гимн ее красоте, могучему порыву человеческой души к свету, радости и счастью.

Предсмертное обращение Германа к Лизе как бы искупает его вину и вселяет надежду на спасение его мятежной души.Сюжет повести обыгрывают излюбленную Пушкиным (как и другими романтиками) тему непредсказуемой судьбы, фортуны, рока. Молодой военный инженер немец Германн ведёт скромную жизнь и копит состояние, он даже не берёт в уки карт и ограничивается только наблюдением за игрой. Его приятель Томский рассказывает историю, про то как его бабушка-графиня будучи в Париже проиграла крупную сумму в карты под своё слово. Она попыталась взять взаймы у графа Сен-Жермен, но вместо денег тот раскрыл ей секрет про то, как угадать в игре три карты сразу. Графиня, благодаря секрету полностью отыгралась.

Наталья Петровна Голицына — прототип графини из «Пиковой дамы»

Германн,соблазнив её воспитанницу, Лизу, проникает в спальню к графине и мольбами и угрозами пытается выведать заветный секрет. Увидев в его руках незаряженный пистолет, графиня умирает от сердечного приступа. На похоронах Германну мерещится, что покойная графиня открывает глаза ибросает на него взгляд. Вечером её призрак является Германну и говорит,что три карты («тройка, семёрка, туз») принесут ему выигрыш, но он не должен ставить больше одной карты в сутки. Три карты становятся для Германна навязчивой идеей:

В Москву приезжает знаменитый картёжник миллионер Чекалинский. Германн ставит весь свой капитал на тройку, выигрывает и удваивает его. Наследующий день он ставит все свои деньги на семёрку, выигрывает и опять удваивает капитал. На третий день Германн ставит деньги (уже около двухсот тысяч) на туза, но выпадает дама. Германн видит на карте усмехающуюся и подмигивающую пиковую даму, которая напоминает ему графиню. Разорившийся Германн попадает в лечебницу для душевнобольных, где ни на что не реагирует и поминутно «бормочет необыкновенно скоро: — Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!..»

Князь Елецкий (из оперы «Пиковая дама») Я вас люблю, люблю безмерно, Без вас не мыслю дня прожить. И подвиг силы беспримерной Готов сейчас для вас свершить, Ах, я терзаюсь этой далью, Состражду вам я всей душой, Печалюсь вашей я печалью И плачу вашею слезой… Состражду вам я всей душой!

Седьмая картина начинается бытовыми эпизодами: застольной песней гостей, легкомысленной песней Томского «Если б милые девицы» (на слова Г. Р. Державина). С появлением Германа музыка становится нервно-возбужденной. Тревожно-настороженный септет «Здесь что-нибудь не так» передает волнение, охватившее игроков. Упоение победой и жестокая радость слышатся в арии Германа «Что наша жизнь? Игра!». В предсмертную минуту его мысли вновь обращены к Лизе, — в оркестре возникает трепетно-нежный образ любви.

Ария Германа из оперы «Пиковая дама». «Что наша жизнь — игра».

Герман (из оперы «Пиковая дама»)

Что наша жизнь — игра, Добро и зло, одни мечты. Труд, честность, сказки для бабья, Кто прав, кто счастлив здесь, друзья, Сегодня ты, а завтра я.

Так бросьте же борьбу, Ловите миг удачи, Пусть неудачник плачет, Пусть неудачник плачет, Кляня, кляня свою судьбу. Что верно — смерть одна, Как берег моря суеты. Нам всем прибежище она, Кто ж ей милей из нас, друзья, Сегодня ты, а завтра я. Так бросьте же борьбу, Ловите миг удачи, Пусть неудачник плачет, Пусть неудачник плачет, Кляня свою судьбу.
Хор гостей и играющих (из оперы «Пиковая дама»)
Юности не вечно длиться

Будем пить и веселиться! Будем жизнию играть! Старости не долго ждать! Юности не вечно длиться, Старости не долго ждать! Нам не долго ждать. Старости не долго ждать! Не долго ждать. Пусть потонет наша младость В неге, картах и вине! Пусть потонет наша младость В неге, картах и вине! В них одна на свете радость, Жизнь промчится как во сне! Юности не вечно длиться, Старости не долго ждать! Нам не долго ждать. Старости не долго ждать! Не долго ждать. Лиза и Полина (из оперы «Пиковая дама»)

Комната Лизы. Дверь на балкон, выходящий в сад.

Вторая картина распадается на две половины — бытовую и любовно-лирическую. Идиллический дуэт Полины и Лизы «Уж вечер» овеян светлой грустью. Мрачно и обреченно звучит романс Полины «Подруги милые». Контрастом ему служит живая плясовая песня «Ну-ка, светик-Машенька». Вторую половину картины открывает ариозо Лизы «Откуда эти слезы» — проникновенный монолог, полный глубокого чувства. Тоска Лизы сменяется восторженным признанием «О, слушай, ночь».

«Пиковая дама». Романс Полины «Подруги милые».

Лиза за клавесином. Около нее Полина; здесь же подруги. Лиза и Полина поют идиллический дуэт на слова Жуковского («Уж вечер… облаков померкнули края»). Подруги выражают восторг. Лиза просит Полину спеть одну. Полина поет. Мрачно и обреченно звучит ее романс «Подруги милые». Он как бы воскрешает старые добрые времена — не зря аккомпанемент в нем звучит на клавесине. Здесь либреттист воспользовался стихотворением Батюшкова. В нем формулируется идея, впервые получившая выражение в XVII веке в латинской фразе, ставшей тогда крылатой: «Et in Arcadia ego», означающей: «И в Аркадии (то есть в раю) я (смерть) есть»;

в XVIII веке, то есть в то время, которое вспоминается в опере, эта фраза переосмысливалась, и теперь она означала: «И я когда-то жил в Аркадии» (что является насилием над грамматикой латинского оригинала), и именно об этом поет Полина: «И я, как вы, жила в Аркадии счастливой». Эту латинскую фразу часто можно было встретить на надгробиях (такую сцену дважды изобразил Н.Пуссен); Полина, тоже, как и Лиза, аккомпанируя себе на клавесине, завершает свой романс словами: «Но что ж досталось мне в сих радостных местах? Могила!») Все тронуты и взволнованы. Но теперь сама Полина желает внести более веселую ноту и предлагает спеть «русскую в честь жениха с невестой!» (то есть Лизы и князя Елецкого). Подруги бьют в ладоши. Лиза, не принимая участия в веселье, стоит у балкона. Полина и подруги запевают, потом пускаются в пляс. Входит гувернантка и кладет конец веселью девушек, сообщая, что графиня, услышав шум, рассердилась. Барышни расходятся. Лиза провожает Полину. Входит горничная (Маша); она тушит свечи, оставляя только одну, и хочет затворить балкон, но Лиза останавливает ее. Оставшись одна, Лиза предается раздумьям, она тихо плачет. Звучит ее ариозо «Откуда эти слезы». Лиза обращается к ночи и поверяет ей тайну души своей: «Она мрачна, как ты, она как взор очей печальный, покой и счастье у меня отнявших…» Уж вечер… Облаков померкнули края, Последний луч зари на башнях умирает; Последняя в реке блестящая струя С потухшим небом угасает, Угасает. Прилепа (из оперы «Пиковая дама») Мой миленький дружок, Любезный пастушок, О ком я воздыхаю И страсть открыть желаю, Ах, не пришел плясать. Миловзор (из оперы «Пиковая дама») Я здесь, но скучен, томен, Смотри, как похудал! Не буду больше скромен, Я долго страсть скрывал. Не будет больше скромен, Он долго страсть скрывал.
[/td]

Нежно печальное и страстное ариозо Германа «Прости, небесное созданье» прерывается появлением Графини: музыка приобретает трагический оттенок; возникают острые, нервные ритмы, зловещие оркестровые краски. Вторая картина завершается утверждением светлой темы любви. В третьей картине (второй акт) фоном развивающейся драмы становятся сцены столичного быта. Начальный хор в духе приветственных кантат екатерининской эпохи — своеобразная заставка картины. Ария князя Елецкого «Я вас люблю» обрисовывает его благородство и сдержанность. Пастораль «Искренность пастушки» — стилизация музыки XVIII века; изящные, грациозные песни и танцы обрамляют идиллический любовный дуэт Прилепы и Миловзора.

Прости небесное созданье, Что я нарушил твой покой. Прости, но страстного не отвергай признанья, Не отвергай с тоской… О, пожалей, я умирая, Несу к тебе свою мольбу, Взгляни с высот небесных рая На смертную борьбу, Души, истерзанной мученьем Любви к тебе… В финале в момент встречи Лизы и Германа в оркестре звучит искаженная мелодия любви: в сознании Германа наступил перелом, отныне им руководит не любовь, а неотвязная мысль о трех картах. Четвертая картина, центральная в опере, насыщена тревогой и драматизмом. Она начинается оркестровым вступлением, в котором угадываются интонации любовных признаний Германа. Хор приживалок («Благодетельница наша») и песенка Графини (мелодия из оперы Гретри «Ричард Львиное Сердце») сменяются музыкой зловеще затаенного характера. Ей контрастирует проникнутое страстным чувством ариозо Германа «Если когда-нибудь знали вы чувство любви»

Характер

Молодой человек был скрытен и никому не рассказывал о своей жизни, а уж тем более о честолюбивых планах.

Точное описание внешности и характера Германна Пушкин вложил в уста одного из персонажей повести ­– Томского: «…у него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля. Я думаю, что на его совести по крайней мере три злодейства». У Германна оказался не только профиль Наполеона, но и такие же честолюбивые планы. Он хотел завоевать мир. Только французский император собирался одержать военные победы, пушкинский герой мечтал, чтобы у него было много денег, и тогда весь мир будет у его ног.

Сравнение с Мефистофелем тоже не случайно. Молодой человек искушал невинную девушку, чтобы добиться своей цели. Он на самом деле совершил три злодейства, только чуть позже, чем думал Томский.

Во-первых, мужчина ставил под удар честь Лизы, воспитанницы графини Анны Федотовны, не только забрасывая её письмами, но и придя ночью к ней в комнату.

Во-вторых, он как вор проник в чужой дом под покровом ночи с недобрыми намерениями.

В-третьих, Германн фактически убил графиню, грозя ей пистолетом, из-за чего старуху хватил удар.

Германн очень азартен и впечатлителен «имел сильные страсти и огненное воображение» поэтому только он из всех сидящих за карточным столом во время рассказа Томского поверил в «анекдот о трёх картах».

Пиковая Дама характеристика образа Германн

ПИКОВАЯ ДАМА

(Повесть, 1833; опубл. 1834)

Германн — молодой офицер («инженер»), центральный персонаж социально-философской повести, каждый из героев которой связан с определенной темой (Томский — с темой незаслуженного счастья; Лизавета Ивановна — с темой социального смирения; старая графиня — с темой судьбы) и наделен одной определяющей его и неизменной чертой. Г. — прежде всего расчетлив, разумен; это подчеркнуто и его немецким происхождением, и фамилией (имени его читатель не знает), и даже военной специальностью инженера.

Г. впервые появляется на страницах повести в эпизоде у конногвардейца Нарумова, — но, просиживая до 5 утра в обществе игроков, он никогда не играет — «Я не в состоянии жертвовать необходимым, в надежде приобрести излишнее». Честолюбие, сильные страсти, огненное воображение подавлены в нем твердостью воли. Выслушав историю Томского о трех картах, тайну которых 60 лет назад открыл его бабушке графине Анне Федотовне легендарный духовидец Сен-Жермен, он восклицает: не «Случай», а «Сказка!» — поскольку исключает возможность иррационального успеха.

Далее читатель видит Г. стоящим перед окнами бедной воспитанницы старой графини, Лизы; облик его романичен: бобро-вый воротник закрывает лицо, черные глаза сверкают, быстрый румянец вспыхивает на бледных щеках. Однако Г. — не галантный персонаж старого французского романа, что читает графиня, не роковой герой романа готического (которые графиня порицает), не действующее лицо скучно-мирного русского романа (принесенного ей Томским), даже не «литературный родственник» Эраста из повести Карамзина «Бедная Лиза». (На связь с этой повестью указывает не только имя бедной воспитанницы, но и «чужеземная» огласовка фамилии ее «соблазнителя».) Г. — скорее герой немецкого мещанского романа, откуда слово и слово заимствует свое первое письмо Лизе; это герой романа по расчету. Лиза нужна ему только как послушное орудие для осуществления хорошо обдуманного замысла — овладеть тайной трех карт.

Тут нет противоречия со сценой у Нарумова; человек буржуазной эпохи, Г. не переменился, не признал всевластие судьбы и торжество случая (на чем строится любая азартная игра — особенно фараон, в который 60 лет назад играла графиня). Просто, выслушав продолжение истории (о покойнике Чаплицком, которому Анна Федотовна открыла-таки секрет), Г. убедился в действенности тайны. Это логично; однократный успех может быть случайным; повторение случайности указывает на возможность превращения ее в закономерность; а закономерность можно «обсчитать», рационализировать, использовать. До сих пор тремя его козырями были — расчет, умеренность и аккуратность; отныне тайна и авантюризм парадоксальным образом соединились со все тем же расчетом, со все той же буржуазной жаждой денег.

И тут Г. страшным образом просчитывается. Бдва он вознамерился овладеть законом случайного, подчинить тайну своим целям, как тайна сама тут же овладела им. Эта зависимость, «подневольность» поступков и мыслей героя (которую сам он почти не замечает) начинает проявляться сразу — и во всем.

По возвращении от Нарумова ему снится сон об игре, в котором золото и ассигнации как бы демонизируются; затем, уже наяву, неведомая сила подводит его к дому старой графини. Жизнь и сознание Г. мгновенно и полностью подчиняются загадочной игре чисел, смысла которой читатель до поры до времени не понимает. Обдумывая, как завладеть тайной, Г. готов сделаться любовником восьмидесятилетней графини — ибо она умрет через неделю (т. е. через 7 дней) или через 2 дня (т. е. на 3-й) ; выигрыш может утроить, усемерить его капитал; через 2 дня (т. е. опять же на 3-й) он впервые является под окнами Лизы; через 7 дней она впервые ему улыбается — и так далее. Даже фамилия Г. — и та звучит теперь как странный, немецкий отголосок французского имени Сен-Жермен, от которого графиня получила тайну трех карт.

Но, едва намекнув на таинственные обстоятельства, рабом которых становится его герой, автор снова фокусирует внимание читателя на разумности, расчетливости, планомерности Г.; он продумывает все — вплоть до реакции Лизаветы Ивановны на его любовные письма. Добившись от нее согласия на свидание (а значит — получив подробный план дома и совет, как в него проникнуть), Г. пробирается в кабинет графини, дожидается ее возвращения с бала — и, напугав до полусмерти, пытается выведать желанный секрет. Доводы, которые он приводит в свою пользу, предельно разнообразны; от предложения «составить счастье моей жизни» до рассуждений о пользе бережливости; от готовности взять грех графини на свою душу, даже если он связан «с пагубою вечного блаженства, с дьявольским договором» до обещания почитать Анну Федотовну «как святыню» причем из рода в род. (Это парафраз литургического молитвословия «Воцарится Господь вовек, Бог твой, Сионе, в род и род».) Г. согласен на все, ибо ни во что не верит: ни в «пагубу вечного блаженства», ни в святыню; это только заклинательные формулы, «сакрально-юридические» условия возможного договора. Даже «нечто, похожее на угрызение совести», что отозвалось было в его сердце, когда он услышал шаги обманутой им Лизы, больше не способно в нем пробудиться; он окаменел, уподобился мертвой статуе.

Поняв, что графиня мертва, Г. пробирается в комнату Лизаветы Ивановны — не для того, чтобы покаяться перед ней, но для того, чтобы поставить все точки над «и»; развязать узел любовного сюжета, в котором более нет нужды, «…все это было не любовь! Деньги, — вот чего алкала его душа!» Суровая душа, — уточняет Пушкин. Почему же тогда дважды на протяжении одной главы (IV) автор наводит читателя на сравнение холодного Г. с Наполеоном, который для людей первой половины XIX в. воплощал представление о романтическом бесстрашии в игре с судьбой? Сначала Лиза вспоминает о разговоре с Томским (у Г. «лицо истинно романтическое» — «профиль Наполеона, а душа Мефистофеля»), затем следует описание Г., сидящего на окне сложа руки и удивительно напоминающего портрет Наполеона…

Прежде всего Пушкин (как впоследствии и Гоголь) изображает новый, буржуазный, измельчавший мир. Хотя все страсти, символом которых в повести оказываются карты, остались прежними, но зло утратило свой «героический» облик, изменило масштаб. Наполеон жаждал славы — и смело шел на борьбу со всей Вселенной; современный «Наполеон», Г. жаждет денег — и хочет бухгалтерски обсчитать судьбу. «Прежний» Мефистофель бросал к ногам Фауста целый мир; «нынешний» Me-фисто способен только насмерть запугать старуху графиню незаряженным пистолетом (а современный Фауст из пушкинской ♦ Сцены из Фауста», 1826, с которой ассоциативно связана «Пиковая дама», смертельно скучает). Отсюда рукой подать до «наполеонизма» Родиона Раскольникова, объединенного с образом Г. узами литературного родства («Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского); Раскольников ради идеи пожертвует старухой-процентщицей (такое же олицетворение судьбы, как старая графиня) и ее невинной сестрой Лизаветой Ивановной (имя бедной воспитанницы). Однако верно и обратное: зло измельчало, но осталось все тем же злом; «наполеоновская» поза Г., поза властелина судьбы, потерпевшего поражение, но не смирившегося с ним — скрещенные руки, — указывает на горделивое презрение к миру, что подчеркнуто «параллелью» с Лизой, сидящей напротив и смиренно сложившей руки крестом.

Впрочем, голос совести еще раз заговорит в Г. — спустя три дня после роковой ночи, во время отпевания невольно убитой мм старухи. Он решит попросить у нее прощения — но даже тут будет действовать из соображений моральной выгоды, а не из собственно моральных соображений. Усопшая может иметь вредное влияние на его жизнь — и лучше мысленно покаяться перед ней, чтобы избавиться от этого влияния.

И тут автор, который последовательно меняет литературную прописку своего героя (в первой главе он — потенциальный персонаж авантюрного романа; во второй — герой фантастической повести в духе Э.-Т.-А. Гофмана; в третьей ~ действующее лицо повести социально-бытовой, сюжет которой постепенно возвращается к своим авантюрным истокам), вновь резко «переключает» тональность повествования. Риторические клише из поминальной проповеди молодого архиерея («ангел смерти обрел ее <…> бодрствующую в помышлениях благих и в ожидании жениха полунощного») сами собой накладываются на события страшной ночи. В Г., этом «ангеле смерти» и «полунощном женихе» вдруг проступают пародийные черты; его образ продолжает мельчать, снижаться; он словно тает на глазах у читателя. И даже «месть» мертвой старухи, повергающая героя в обморок, способна вызвать улыбку у читателя: она «насмешливо взглянула на него, прищурившись одним глазом». Исторический анекдот о трех картах, подробное бытоописа-ние, фантастика — все спутывается, покрывается флером иронии и двусмысленности, так что ни герой, ни читатель уже не в силах разобрать: действительно ли мертвая старуха, шаркая тапочками, вся в белом, является Г. той же ночью? Или это следствие нервного пароксизма и выпитого вина? Что такое три карты, названные ею, — «тройка, семерка, туз» — потусторонняя тайна чисел, которым Г. подчинен с того момента, как решил завладеть секретом карт, или простая прогрессия, которую Г. давным-давно сам для себя вывел («я утрою, усемерю капитал..,»; то есть — стану тузом)? И чем объясняется обещание мертвой графини простить своего невольного убийцу, если тот женится на бедной воспитаннице, до которой при жизни ей не было никакого дела? Тем ли, что старуху заставила «подобреть» неведомая сила, пославшая ее к Г., или тем, что в его заболевающем сознании звучат все те же отголоски совести, что некогда просыпались в нем при звуке Лизиных шагов? На эти вопросы нет и не может быть ответа; сам того не замечая, Г. попал в «промежуточное» пространство, где законы разума уже не действуют, а власть иррационального начала еще не всесильна; он — на пути к сумасшествию.

Идея трех карт окончательно овладевает им; стройную девушку он сравнивает с тройкой червонной; на вопрос о времени отвечает «без 5 минут семерка». Пузатый мужчина кажется ему тузом, а туз является во сне пауком, — этот образ сомнительной вечности в виде паука, ткущего свою паутину, также будет подхвачен Достоевским в «Преступлении и наказании» (Свидригай-лов). Г., так ценивший именно независимость, хотя бы и материальную, ради нее и вступивший в игру с судьбою, полностью теряет самостоятельность. Он готов полностью повторить «парижский» эпизод жизни старой графини и отправиться играть в Париж. Но тут из «нерациональной» Москвы является знаменитый игрок Чекалинский и столице настоящую «нерегулярную» игру. Тот самый случай, исключить который из своей закономерной, спланированной жизни Г. намеревался, избавляет его от «хлопот» и решает его участь.

В сценах «поединка» с Чекалинским (чья фамилия ассонансно рифмуется с фамилией Чаплицкого) перед читателем предстает прежний Г. — холодный и тем более расчетливый, чем менее предсказуема игра в фараон. (Игрок ставит карту, понтер, который держит банк, мечет колоду направо и налево; карта может совпасть с той, какую в начале игры выбрал игрок, и не совпасть; предугадать выигрыш или проигрыш заведомо невозможно; любые маневры игрока, не зависящие от его ума и воли, исключены.) Г. словно не замечает, что в образе Чекалинского, на полном свежем лице которого играет вечная ледяная улыбка, ему противостоит сама судьба; Г. спокоен, ибо уверен, что овладел законом случая. И он, как ни странно, прав: старуха не обманула; все три карты вечер за вечером выигрывают. Просто сам Г. случайно обдернулся, т. е. вместо туза поставил пиковую даму. Закономерность тайны полностью подтверждена, но точно так же подтверждено и всевластие случая. Утроенный, усемеренный капитал Г. (94 тысячи) переходит к «тузу» — Чекалин-скому; Г. достается пиковая дама, которая, конечно, тут же повторяет «жест» мертвой старухи.— она «прищурилась и усмехнулась».

«Пиковая дама» создавалась, очевидно, второй Болдинской осенью, параллельно со «Сказкой о рыбаке и рыбке» и «петербургской повестью» «Медный всадник». Естественно, что образ Г. соприкасается с их центральными персонажами. Подобно старой графине, он хочет поставить судьбу себе на службу — и тоже в конце концов терпит сокрушительное поражение. Подобно бедному Евгению, он восстает против «закономерного» порядка социальной жизни — и тоже сходит с ума. (То есть лишается Разума — того «орудия», с помощью которого собирался овладеть Законом Судьбы.) Из Заключения к повести читатель узнает, что несостоявшийся покоритель потустороннего мира, буржуазный Наполеон, обмельчавший Мефистофель, сидит в 17-м нумере (туз + семерка) Обуховской больницы и очень быстро бормочет: «Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!»

Сумасшествие

Желание узнать секрет трёх карт лишило Германа сна. Он готов был на всё, даже стать любовником 87-летней старухи. Немец лихорадочно соображал, как выманить секрет у графини. После долгих раздумий холодный рассудок почти взял вверх над алчностью («…расчёт, умеренность и трудолюбие: вот мои верные три карты…»), но, верящий во всякие предрассудки, Германн, вдруг очутился у дома старухи, а потом ноги сами приводил его к дому не раз. Увидев однажды в окне Лизу, он ещё больше уверился в своих фантазиях, и в голове у молодого человека созрел коварный план: соблазнить девушку, чтобы беспрепятственно пробраться к старухе.

Главная беда Германна в том, что он «имел множество предрассудков». Он поверил в историю, рассказанную выпившим офицером, он неверно истолковал внезапное своё появление возле дома графини, наконец, он явился на похороны, чувствуя себя виновным в смерти Анны Федотовны, «чтобы испросить у ней прощения».

Холодная расчётливость покинула немца, он словно уже тронулся рассудком, как иначе можно объяснить галлюцинации в виде подмигивающей в гробу графини или появление покойницы у него в доме?

Последней каплей, которая поставила точку в его горячечном мозгу, был проигрыш. Германн поставил на карту всё: совесть, честь, последние деньги, в конце концов, стал невольным убийцей. Его психика не выдержала такого напряжение, результат — сумасшедший дом.