Анализ сатиры «На хулящих учение»
В первой сатире Кантемир создает яркие памфлетные образы противников науки и гонителей просвещения в России того времени. В качестве объектов сатиры выведены четыре типа представителей дворянского сословия. Не случайно сатира начинается и завершается впечатляющими образами священнослужителей. Реакционная верхушка русской церкви, по мнению Кантемира, олицетворяла собой догматизм и схоластику.
Священник Критон жалуется на то, что прихожане, которые в прежние времена были «тихи и покорны», свято и бездумно верили отцам церкви, утратили былое послушание. Ныне, по мнению Критона, молодежь не следует заветам отцов, а проявляет любознательность, желая «всему знать повод, причину. Мало веры подая священному чину». Как ни странно, но Критона смущает даже то, что люди начинают проявлять интерес к главной книге Церкви — Библии. Отказ от слепой веры — путь к духовной раскрепощенности и, как следствие, снижение авторитета церкви.
Судя по высказыванию Критона,
Расколы и ереси науки суть дети,
Больше врет, кому далось больше разумети;
Приходит в безбожие, кто над книгой тает…
Другой враг образования и науки — помещик Силван. По его мнению, изучать явления природы и мира столь же нелепо и глупо, как «лепить горох в стену». Особенно бесполезна наука для дворянства, потому что умение доказывать справедливость своих суждений — дело «подлых», т.е. людей низкого происхождения. «Благородному» человеку — дворянину, как убежден Силван, достаточно утверждать или отрицать что-либо без всяких доказательств:
Довод, порядок в словах — подлых то есть дело,
Знатным полно подтверждать иль отрицать смело.
Третий из выведенных Кантемиром сатирических типов — гуляка Лука. Он восстает против науки, потому что, по его словам, она является помехой для веселой жизни. Занятия наукой требуют уединения, и люди науки ради «мертвых друзей» (книг) отказываются от веселых пирушек. Следует отметить, что за внешней шутливостью высказываний Луки кроется жесткая и непримиримая позиция. Выдвигая условия, при которых он предпочитает вину книги, Лука дает понять, что этого не произойдет никогда.
Четвертый тип, порожденный слепым подражанием Западу, безудержному мотовству и щегольству, — Медор. Он с явным пренебрежением отзывается о науке, и модного петербургского портного ставит выше римского государственного деятеля и оратора Цицерона, а известного в то время в Петербурге сапожника Егора ценит выше римского поэта Вергилия. Медор огорчен, что вследствие развития книгопечатания ему может не хватить бумаги для завивки волос:
Медор тужит, что чересчур бумаги исходит
На письмо, на печать книг, а ему приходит,
Что не в чем уж завертеть золотые кудри…
Кроме этих типов «хулителей науки», Кантемир разоблачает невежду и взяточника судью, который полагает, что его дело лишь подписывать бумаги, а разбираться в делах — обязанность секретаря. Язвительно и остроумно выведен образ епископа, прототипом которого был новгородский епископ Георгий Дашков. Кантемир издевается над стремлением церковных иерархов к пышности и торжественности во время своих «явлений народу», что должно вызывать страх и восхищение:
Епископом хочешь быть — уберися в рясу,
Сверх той тело с гордостью риза полосата
Пусть покроет, повесь цепь на шею из злата,
Клобуком покрой главу, брюхо — бородою…
С горечью и обидой сетует Кантемир на бедственное положение науки и просвещения в России:
Наука ободрана, в лоскутах обшита,
Изо всех домов с ругательством сбита;
Знаться с нею не хотят, бегут ее дружбы…
Однако итоговое суждение писателя оптимистично и знаменательно. В заключительной строфе сатиры Кантемир высказывает глубокую мысль о том, что преданность науке делает человека внутренне свободным и потому — непобедимым, бесстрашным:
Бесстрашно того житье, хоть и тяжко мнится,
Кто в тихом своем углу молчалив таится…
Анализ сатиры «На зависть и гордость дворян злонравных»
Во второй сатире — «Филарет и Евгений» («На зависть и гордость дворян злонравных») Кантемир выясняет проблему истинного благородства, истоки которого он видит в гражданских достоинствах дворянина, его способности и готовности служить Отечеству. Защищая петровскую Табель о рангах, позволявшую незнатным людям занимать высокие должности в государстве, Кантемир утверждает внесословную ценность человека. «Адам дворян не родил», — пишет Кантемир и добавляет, что потомками его были простые землепашцы:
От них мы сплошь пошли, один поранее
Оставя дудку, соху, другой попозднее.
Сатира написана в форме диалога между дворянами Евгением и Филаретом. Евгений не может примириться с тем, что с ним не считаются, обходят чинами и милостями, хотя он имеет много знатных предков. Филарет говорит своему приятелю о том, что достойным и благородным делают человека заслуги и добродетели, а не знатное происхождение. Высмеивая лень, мотовство и безделье молодых щеголей-дворян, Кантемир рисует яркие, выразительные картины их жизни и поведения.
Краткое содержание: Сатиры
В первой сатире «На хулящих учение» описаны аргументы противников науки. Критон считает их причинами церковных распрей и расколов. Раньше люди стояли на службе, потому что должно так делать, не понимая ее сути и полагаясь на мудрость священников, а теперь начали самостоятельно изучать Библию. Теперь народ пренебрегает постами, поклонами святыням, и даже начинает полагать, что не пристало отписывать монастырям земли. Скопидом Сильва полагает, что учения также приносят с собой голод, ибо неученые крестьяне собирали больший урожай. Дворянству тоже нет смысла постигать суть мироздания, всяческие управленческие и торговые приемы можно и без наук освоить. К тому же, науки скучны и мешают веселью, что разрушает веселую компанию. Щеголь Медор сетует, что на производство книг уходит много бумаги, что ему уж некуда завернуть свои витые кудри. А Цицерон и Виргилий и гроша не стоят по сравнению с рукастым портным или сапожником.
Без лишних знаний и место теплое найти проще. Вот чтобы епископом стать, достаточно бороду отрастить да клобук на голову натянуть, судьей чтоб быть, можно и вовсе надеть парик с узлами и отсылать каждого, кто без взятки приходит. А законы знать — дело подьячих. Вторая сатира «На зависть и гордость злонравных дворян» описывает разговор добродетельного Филарета с Евгением, обладающим высоким чином. Филарет находит Евгения в чрезвычайно дурном расположении духа и угадывает причину этого: многие люди рангом пониже достигают успехов, в то время Евгений с высоты своих благородных корней ничего не добился. Это и тревожит Евгения, стыдно с такими предками быть во всем последним. Филарет отвечает как на духу, что благородство, не подкрепленное собственными достижениями, мало что значит. Грамоты должны подтверждать заслуги человека, а не быть его единственными заслугами, полученными при рождении. Евгений и сам говорит, что предки заработали почет собственными силами и свершениями. У него же ничего подобного за душой нет, ибо когда предки с войском шли на неприятеля, он возлегает на перинах, окруженный многочисленными слугами. Потом автор описывает день из жизни барина. С постели он встает поздним утром, после чаепития или чашечки кофе прихорашивается, с помощью слуги натягивает тесные башмаки, наряд в деревню ценой, а после предается чревоугодию вместе с мнимыми друзьями, которые покинут его, стоит ему потерять свое состояние. А Евгений и сам приближает этот день, играя в карты каждый божий день, проиграв таким образом уже несколько деревень.
А для высоких должностей нужны знания и способности. Для мореходства у Евгения нет ни знаний, ни мужества править кораблем, судья должен усердно изучать законы и быть милосердным, а Евгений невежественен и жесток: бьет крестьян за любой проступок, пока кости не затрещат, а из-за постоянных проигрышей в карты не брезгует никакими способами добычи денег. Евгений слишком ленив даже для придворного, ибо для этого требуется терпение и трудолюбие. Например, Клит, что работает при дворе, круглые сутки обивал пороги передних, осторожно выбирал слова, дабы не вызвать ничье недовольство. У него следует поучиться, чтобы потом использовать это умение во благо. Невежество Евгения только усложняет его жизнь. Сперва ему стоит исправиться, и потом уже пытаться найти себе место под солнцем. Корни же, знатные они или нет, мало значат. Сколь знатен не был бы род, а имя доброе подкреплять делами надобно, не наоборот.
В седьмой сатире «О воспитании» автор рассуждает о значимости общественного мнения. например, существует такое мнение, что знание доступно лишь людям в возрасте, и юноша совета дельного не может дать. А почему? Также считается, что любой человек склонен к обману, но на самом деле все зависит от воспитания: какую черту развивать — та и проявится в характере. Потому Сам Петр ездил по заграничным странам, высматривая лучшее в них и открывая учебные заведения для своих подданных. Правильно воспитай человека — и он многого добьется. Независимо от талантов и положения нужно быть добродетельным человеком: способности, на которые опирается злой ум, не доведут их владельца до добра. Уж лучше быть человеком невыдающимся, но добрым, чем злобным гением.
Воспитывать детей нужно не догмами, а примером. Чуть проявилась у ребенка дурная черта, нужно показать ему того, кто испытывает от нее вред: богача, чахнущего над своим богатством, больного блудника. Также нужно аккуратно выбирать его окружение, недаром народ говорит «С волками жить — по-волчьи выть». Но самое главное — родители должны сами представлять собой то, чему пытаются научить дитя, потому что, видя от отца зло, сын только злу и научится. Большинство не воспримет серьезно такие советы молодого человека, подытоживает автор, но они тогда могут и вовсе не читать эти стихи.
Обращаем ваше внимание, что это только краткое содержание литературного произведения «Сатиры». В данном кратком содержании упущены многие важные моменты и цитаты.
Анализ сатиры «О воспитании»
В сатире «О воспитании» Кантемир утверждает, что поведение человека в обществе зависит не от врожденных свойств, но от воспитания, которое, по мнению писателя, нужно начинать с младенческих лет. Задачи воспитания сатирик видит в том,
Чтобы сердце, страсти изгнав, младенчее зрело
В добрых нравах утвердить, чтоб через то полезен
Сын твой был отечеству, меж людьми любезен
И всегда желателен, — к тому все науки
Концу и искусства все должны подать руки.
Особое место в сатире занимает тема Петра I. Кантемир считает Петра выдающимся педагогом и реформатором, вся деятельность которого была примером для русского народа. Петр, по словам Кантемира, «… сам странствовал, чтоб подать собою Пример в чужих брать краях то, что под Москвою сыскать нельзя…»
«Сатиры»
Первая сатира («На хулящих учение. К уму своему») открывается знаменитыми стихами: «Уме недозрелый, плод недолгой науки! / Покойся, не принуждай к перу мои руки…»
Сатирик перечисляет доводы тех, кто считает науки ненужными. Ханжа Критон видит в них причину безбожия: «Расколы и ереси науки суть дети; / Больше врёт, кому надо больше разумети». Прежде люди покорно шли к церковной службе и слушали её, не понимая. Теперь, к соблазну Церкви, стали сами читать Библию, забыли про посты, не пьют квасу, разучились класть поклоны и ставить свечи, считают, что монастырям не пристали вотчины. Скопидом Сильва говорит, что учение наводит голод: не учась латыни, больше собирали хлеба. Дворянин не должен грамотно говорить и постигать причину мира: он от этого не узнает, сколько крадёт приказчик и как прибавить число бочек с винного . «Румяный, трижды рыгнув, Лука подпевает»: наука мешает людям веселиться и разрушает компанию. Вино — дар божественный; весёлый человек, оставя стакан, не возьмётся за книгу. Щёголь Медор тужит, что на книги много исходит бумаги, а ему уже не на что завернуть завитые кудри; Виргилий и Цицерон двух денег не стоят перед славным портным и сапожником. «Вот часть речей, что на всяк день звенят мне в уши».
Да и видно, что без науки легче добиться успеха. Чтобы стать епископом, довольно клобуком покрыть главу, брюхо — бородою и, раздувшись в карете, всех лицемерно благословлять. Судье довольно вздеть перук с узлами и бранить приходящих с пустыми руками. Законов ему знать не надобно: то дело подьячих лезть на бумажные горы.
Всякий невежда мнит себя быть достойным самого высшего чина и почестей. Так уму и не надо этих почестей искать, а надо, сидя в своём углу, в себе самом хранить знание о пользе наук, а не объяснять её другим.
Сатира вторая («На зависть и гордость дворян злонравных»), диалог между Филаретом («Любящим добродетель») и Евгением («Благородным», т. е. знатным). Филарет встречает Евгения в великой грусти и угадывает тому причину: «Трифону лента дана, Туллий деревнями / Награждён — ты с древними презрен именами». Евгений подтверждает. Его огорчает, что вчерашние пирожники и сапожники вспрыгнули на высокую степень, а он со своей знатностью ничего не достиг. «Знатны уж предки мои были в царство Ольги» и с тех пор управляли и на войне, и в судах, «А батюшка уж всем верх — так его не стало, / Государства правое плечо с ним отпало». Обидно, имея таких предков, всюду видеть себя последним.
Филарет отвечает обстоятельно и откровенно. Благородство — вещь важная, но должно оно быть добыто или подтверждено собственными заслугами. А грамота, «плеснью и червями изгрызена», никакого достоинства человеку не даёт: «Мало пользует тебя звать хоть сыном царским, / Если в нравах с гнусным ты не равнствуешь псарским»; в благородных течёт та же кровь, что и в холопах. Евгений никаких заслуг перед отечеством не имеет, а сам признал, что предки его не иначе, как по заслугам получали свои чины и награды. «Пел петух, встала заря, лучи осветили / Солнца верхи гор — тогда войско выводили / На поле предки твои, а ты под парчою, / Углублён мягко в пуху телом и душою, / Грозно соплешь, пока дня пробегут две доли…»
Далее описывается день щёголя. С утра он долго нежится, затем пьёт чай или кофе, прихотливо причёсывается, обувается в тесные башмаки («Пот с слуги валится, / В две мозоли и тебе краса становится»), надевает наряд ценой в целую деревню и выбранный с искусством, которое сложнее науки римского права. Затем он предаётся обжорству, окружённый гнусными друзьями, которые, конечно, оставят его, как только он промотается. Евгений же постоянно приближает час своего разорения, предаваясь мотовству и картёжной игре: не одну деревню он уже проиграл.
А чтобы занимать важные должности, нужны многие знания. Евгений же ничего не знает из многосложной военной науки, моря боится и править кораблём не способен. Судьёй может быть тот, кто «Мудры не спускает с рук законы Петровы, / Коими мы стали вдруг народ уже новый», — и к тому же добросердечен — Евгений, кроме своего невежества, бесчувствен и жесток: смеётся нищете, бьёт холопа до крови, что махнул рукою вместо правой левою, по мотовству своему считает законными все способы пополнить пустой кошелёк. Даже придворных чинов он заслужить не может. Евгений ленив, а придворные чины добываются хлопотами и терпением. Вон царедворец Клит: он целые дни проводит в чужих передних, осторожно меряет слова, чтобы никого не обидеть, и вместе с тем прямо идёт к своей цели. Таким качествам не грех и поучиться — с тем чтобы употреблять их на добрые дела.
Словом, злонравие Евгения делает его ни на что не годным: «Исправь себя и тогда жди, дружок, награду; / По тех пор забытым быть не считай в досаду». А что Туллий и Трифон не имеют знатных предков — это ничего не значит. Как предки Евгения начинали знатный род при Ольге, так Трифон и Туллий начали теперь свой. Адам дворян не родил, и Ной в ковчеге спас всех равных себе земледельцев. «От них мы все сплошь пошли, иной поранее, / Оставя дудку, соху, другой попозднее».
Сатира седьмая («О воспитании. К князю Никите Юрьевичу Трубецкому») есть скорее эпистола, чем сатира: развёрнутое изложение мыслей о предмете рассуждения. Поэт начинает с обличения общего мнения, будто бы разум даётся исключительно с возрастом и что поэтому молодой человек не может дать здравого совета. Отчего же такой предрассудок? Многие говорят, что человек от природы склонен вдаваться в обман, но на самом деле от воспитания зависит больше: любая нива засохнет, если её не поливать; любая же и даст плод при искусном уходе. Это знал Петр Великий, который сам стремился искать добрые примеры в других странах и открывал училища для подданных. Правильное воспитание — путь к совершенству: «Главное воспитания в том состоит дело, / Чтоб сердце, страсти изгнав, младенчее зрело / В добрых нравах утвердить, чтоб чрез то полезен / Сын твой был отечеству, меж людьми любезен / И всегда желателен, — к тому все науки / Концу и искусства все должны подать руки».
Можно быть великим учёным или воином — но злонравного и нелюбезного человека никто добром не помянет. Только добродетель может дать человеку спокойную совесть и бесстрашное ожидание кончины. Лучше простой ум с чистой совестью, чем острый разум со злобой.
Не надо всё время твердить детям строгие уставы и ругать их, тем более прилюдно — этим лишь отобьёшь любовь к добродетели. Лучше всего действовать примером. Заметив в сыне дурную склонность, надо указать ему на кого-нибудь, кто страдает от неё: скупца, иссохшего над своим золотом, мота в тюрьме, больного любострастника. Надо осторожно выбирать ребёнку слуг и всё окружение: оно сильно влияет на воспитание. Часто сын теряет добродетель в объятиях рабыни и учится у слуг лгать. Злее же всех пример — родители. Нет толку читать ребёнку наставления, если он беспрестанно видит зло в собственном отце. Кто и не может избегать зла сам, пусть скроет его от сына: ведь никто не покажет гостю беспорядок в своём доме, а дети ближе, чем гость. Многим такие наставления от молодого человека покажутся за вздор, заключает поэт, так они могут и не читать этих стихов, которые писаны для одной забавы…
