Романтическая лирика
Содержание
Что такое романтизм Взгляды А.С. Пушкина на романтизм. Романтическая лирика: Романтическая поэма А.С. Пушкина « Кавказский пленник»
Библиографический список
Далеко не все лирические стихотворения Пушкина 1820-1824 годов могут быть названы романтическими . И в пору своего романтизма Пушкин написал ряд стихотворений , выдержанных в классическом духе и восходящих к русской литературе восемнадцатого века. В стихотворениях Пушкина романтического периода мы нередко находим не романтическое обращение к классической мифологии . На ней целиком построено пушкинское стихотворение 1824 года «Прозерпина» , начатое словами: Плещут воды Флегетона , Своды Тартара дрожат , Кони бледного Плутона Быстро к нимфам Пелиона Из Аида бога мчат. Эти строки пропитаны мифологией. И стиль стихотворений Пушкина романтического периода , заключающих мифологические мотивы , далёк от «разорванности» романтического стиля. Таковы превосходные антологические стихотворения «Муза» и «Нереида» : Среди зелёных волн , лобзающих Тавриду , На утренней заре я видел нереиду. Сокрытый меж дерев , едва я смел дохнуть: Над ясной влагою полубогиня грудь Младую , белую как лебедь воздымала И пену из власов струёю выжимала . У них плавные , как бы закруглённые концовки. И всё же самые яркие и смелые лирические произведения Пушкина 1820-1824 годов — это стихотворения романтические . Их пронизывает идея человеческой свободы. Пушкина- романтика возмущало не только отсутствие свободы в самодержавном государстве , его отталкивала душевная мелкость общественных верхов. Эту мелкость он подметил в графе М.С. Воронцове , под начальством которого был вынужден служить в Одессе. В стихотворении о нем Пушкин иронически противопоставил свойственный Воронцову «хороший тон» подлинно выдающимся умственным и моральным качествам: Он не хранил в своём запасе Глубоких замыслов и дум ; Имел он не блестящий ум , Душой не слишком был отважен ; Зато был сух , учтив и важен. («Не знаю где , но не у нас» ). В романтической лирике Пушкина иногда рассказывается, как возникает бесстрастие, как исчезает страсть. Об этом говорится в стихотворении «Чёрная шаль». Герой , переживший измену возлюбленной , «младой гречанки» , которую он «страстно любил» , и убивший её , приходит к полной душевной охладелости . Он навсегда забывает о женской красоте , совсем как старый цыган в пушкинской поэме «Цыганы» . Здесь есть даже совпадения текстов : С тех пор не целую прелестных очей , С тех пор я не знаю весёлых ночей . Гляжу , как безумный , на чёрную шаль , И хладную душу терзает печаль . ( «Чёрная шаль» ) …С этих пор Постыли мне все девы мира ; Меж ними никогда мой взор Не выбирал себе подруги, И одинокие досуги Уже ни с кем я не делил . ( Рассказ старого цыгана). В обоих случаях катастрофическое исчезновение страсти становится трагическим рубежом в жизни человека. ( «С тех пор» , «С этих пор» — именно черта во времени ). Но чаще, чем душевный холод, в лирике Пушкина -романтика мы видим душевное горение , мощную огненную страсть . Она появляется и тогда , когда Пушкин говорит о своей политической страстности поэта . «Страстею воли и гонениям я стал известен меж людей» , — пишет Пушкин в одном из посланий В.Ф. Раевскому . И всё же на первый план у Пушкина-романтика выдвигалась тема любви с её принципиальным психологизмом . Поэтому в любовных произведениях блистательнее всего была развёрнута его философия страстей и резче всего проявилась его убеждённость в том , что романтический поэт должен жить в стихии яркой , напряжённой страсти. С представлением о страсти у Пушкина связаны образы пламени . В сердце поэта живёт «пламенная страсть» , «пламенный восторг» , «лобзанья» возлюбленной «так пламенны» , «новый жар волнует кровь», возлюбленная «вливает» в душу «огонь» , «юный пыл страстей» … Противопоставлен этому пламени образ того , что остаётся от любовного горенья- образ пепла. В «Сожженном письме» Пушкин пишет : Свершилось! Тёмные свернулися листы ; На лёгком пепле их заветные черты Белеют… Грудь моя стеснилась . Пепел милый , Отрада бедная в судьбе моей унылой , Останься век со мной на горестной груди … Поэт называет пепел «милым» , «лёгким». Для него пепел- единственная «отрада» . Это всё что осталось от любви, от всего того , что было ему дорого. Живущий в стихии страстей , поэт- романтик часто говорит об единственности своей любви , захватывающей всё его существо. «Всё в жертву памяти твоей» ,- обращается он к Воронцовой. Даже слава нужна ему лишь для того , чтобы она всегда напоминала о нём возлюбленной. В стихотворении «Желание славы» , посвящённом Воронцовой , читаем : Желаю славы я , чтоб именем моим Твой слух был поражён всечасно, чтоб ты мною Окружена была , чтоб громкою молвою Всё, всё вокруг тебя звучало обо мне … Это «единственное» чувство заставляет поэта жить с образом возлюбленной даже тогда , когда её нет с ним . Нередко в любовной лирике Пушкина возникает видение- воспоминание, заменяющее реальность. В стихотворении «Ночь» , посвящённом Амалии Ризнич , перед поэтом «в молчаньи ночи тёмной» с поразительной ясностью , возможной только при огромной силе чувства, предстаёт образ возлюбленной. Он слышит даже звуки её голоса , её страстные признания: Во тьме твои глаза блистают предо мною. Мне улыбаются , и звуки слышу я : Мой друг , мой нежный друг…люблю…твоя…твоя Такое же, только смягчённое видение-воспоминание есть в знаменитом стихотворении «К ***». Поэт тоже видит лицо любимой женщины и слышит её голос : В томленьях грусти безнадёжной , В тревогах шумной суеты Звучал мне долго голос нежный, И снились милые черты. И в стихотворении «Ненастный день потух…», посвящённом Воронцовой, перед поэтом — видение — воспоминание. Но на этот раз оно исключительно зрительного порядка. Поэт видит возлюбленную на фоне южной природы—движущейся «роскошной пелены» моря: … по горе теперь идёт она К берегам, потопленным шумящими волнами; Там , под заветными скалами, Теперь она сидит , печальна и одна… В любовной лирике Пушкина огромная эмоциональная сила переживаний поэта в большинстве случаев разрывает упорядоченность художественных форм. Стиль становится динамичным , остро экспрессивным и даже «разорванным». Подобная «разорванность» отражает душевную взволнованность поэта и противоречивость его любовных переживаний, не поддающихся упорядоченности. Вопросы и восклицания сменяют друг друга в стихотворении «Желание славы» , где поэт сетует на интриги , возникшие в связи с этой любовью : И что же ? Слёзы , муки , Измены , клевета, всё на главу мою Обрушилося вдруг… Что это я, где я ? Стою Как путник, молнией постигнутый в пустыне, И всё передо мной затмилося ! Какую бурю чувств мы видим в этих стихах ! Мы ощущаем все переживания лирического героя . Стихотворение «Ненастный день потух» завершено предельно экспрессивным описанием одиночества возлюбленной: Одна…никто пред ней не плачет , не тоскует; Никто её колен в забвенье не целует; Одна…ничьим устам она не предаёт Ни плеч, ни влажных уст , ни персей белоснежных, . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Никто её любви небесной не достоин. Не правда ль : ты одна … ты плачешь… Я спокоен . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Но если. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Всё это необыкновенно сильно. Ряды точек графически выражают взволнованную прерывистость и скачкообразность эмоций возлюбленного. Эти точки в то же время намекают на то, что скрывается в глубинах психологии поэта. И замечательнее всего последнее «Но если…». Это внезапно обрывает стихотворение и даже лишает его внешней стройности и последовательности рифмовки. Это гениальное «Но если…». Внезапный обрыв речи повествователя яснее, чем слова , раскрывает ревнивое волнение влюблённого . «Протяжённость» подразумеваемой мысли изображена многоточием , занимающим почти целую строку: поэт чувствовал бы себя глубоко несчастным , если бы любимая женщина была не одна и полюбила бы другого человека. Вся эта поэзия страстей и бесстрастия имела художественной целью раскрыть психологический . внутренний мир личности и воссоздать её образ. Но перед романтиками стояла и другая задача: отказываясь от традиций «классической» поэзии , они стремились нарисовать индивидуальный образ нации. Эту задачу решил романтик Пушкин. Подлинным шедевром пушкинского романтического воспроизведения русского национального колорита явилась «Песнь о вещем Олеге». Здесь не только использовано летописное предание и блестяще нарисована эпоха древнегреческого язычества, но и взят явно романтический сюжет чудесного таинственного предсказания. Здесь у Пушкина появляется тема поэта-пророка , не подчиняющегося никакой земной власти, наделённого силой безошибочного предвидения , которое выделяет его из среды обыкновенных людей. Предсказывающий смерть Олега «вдохновенный кудесник» открывает собой длинный ряд таких пушкинских героев , как пророк из первого «Подражания Корану» , Андре Шенье , Моцарт и др. Об этом свидетельствуют слова «Песни»: Волхвы не боятся могучих владык, А княжеский дар им не нужен Правдив и свободен их вещий язык И с волей небесного дружен. Грядущие годы таятся во мгле; Но вижу твой жребий на светлом челе. В лирических стихотворениях Пушкина -романтика , изображающих жизнь разных народов , нет соответствующих пейзажей или же они не имеют почти ничего национально характерного . Нет пейзажей в стихотворениях «Гречанка верная !» , «Гречанке» (упоминается лишь достаточно абстрактное «небо Греции священной» ), «Чёрная шаль» ( упоминаются лишь «дунайские волны» , куда раб убийцы бросил мёртвые тела). И в «русских» произведениях Пушкина мало национальных пейзажных образов. Дать описание жизни разных народов на фоне соответствующих национальных пейзажей Пушкину удалось лишь в южных поэмах. Зато в пушкинской романтической лирике есть великолепные «личностные» пейзажные стихотворения , рисующие экзотическую природу и вместе с тем проникнутые глубоким и тонким психологизмом . Эти стихотворения связаны не с изображением какой-либо национальной среды , а с переживаниями самого поэта , с его восприятием жизни. Прекрасны морские пейзажи Пушкина-романтика. Пушкин видел в море воплощение непокорности и бунтарства. Недаром в его стихотворении «Узник» орёл, стремящийся на волю , звал поэта улететь «туда , где синеют морские края» . В стихотворении «Погасло дневное светило» волнение океана пробуждает в поэте воспоминания о его прошлых «желаниях и надеждах» , о прошлой «безумной любви» , которую он не в силах забыть , и бесконечно сильное стремление к новым впечатлениям. Не только о море , но и о волнении души поэта написаны строки этого стихотворения: Шуми , шуми , послушное ветрило , Волнуйся подо мной , угрюмый океан Я вижу берег отдалённый , Земли полуденной волшебные края ; С волненьем и тоской туда стремлюся я ; Воспоминаньем упоённый… И чувствую: в очах родились слёзы вновь; Душа кипит и замирает; Мечта знакомая вокруг меня летает ; Я вспомнил прежних лет безумную любовь, И всё чем я страдал, и всё , что сердцу мило, Желаний и надежд томительный обман … В этих строках прекрасно сочетается волнующееся море и душа в волнении. Такова романтическая лирика Пушкина. Удивительно тонкая и возвышенная , она стала художественным материалом для многих крупных русских композиторов , находивших в ней мир благородных эмоций. На тексты этой лирики были написаны прекрасные романсы А.Н. Верстовского , М.И. Глинки, Н.А. Римского-Корсакова и др. Особенно замечателен романс Н.А. Римского-Корсакова, написанный на текст стихотворения Пушкина «Редеет облаков летучая гряда…» . Когда после слушания этого романса начинаешь читать пушкинское стихотворение , невольно повторяешь именно те интонации , которые даны в романсе Римского-Корсакова. Так органически сливается музыка с текстом романса. Но всё же основная область романтической лирики Пушкина — это область любовных переживаний. Поэтому все его романтические поэмы имели любовные сюжеты . В них ещё ярче , чем в романтической лирике , выразились сильные , «пламенные» страсти и полярная душевная охладелость. Так как же проявилось всё это в его поэмах ?
Вернуться на предыдущую страницу
Томашевский Б.: Пушкин. Книга первая Глава III. Юг. 34. Романтизм Пушкина
В самом определении нового произведения Пушкин наталкивался на противоречия. С одной стороны, он называет «Онегина» «пестрые строфы романтической поэмы», с другой — упрекает Н. Раевского в том, что он ожидал романтизма, а нашел «сатиру и цинизм».
Здесь столкнулись два представления о романтизме (оба довольно зыбкие). С одной стороны, под романтизмом понимали свободу творчества, главным образом свободу от классических «правил», и объединяли в едином понятии «романтизма» всё устремленное вперед, к новым формам в поэзии. С другой стороны, под романтизмом разумели те черты, которые определились как типические для молодого направления, причем это направление, как и самый термин, рассматривалось не в национальных рамках русской литературы, а в рамках общеевропейских. Когда Пушкин писал о «пестрых строфах романтической поэмы», он принимал слово «романтический» в первом его значении. Примерно то же выражено в последних строках «Евгения Онегина», где Пушкин именует свое произведение «свободным романом». Эпитет «пестрые» имеет то же самое значение: Пушкин говорит о свободном развитии своей темы, о свободе отступлений, смены описаний рассказом и пр. Совсем в другом смысле употреблено слово «романтизм» в применении к критике Н. Раевского. Здесь имеется в виду то возвышенно-мечтательное направление, какое характерно для новых романтиков, те качества, которые проистекали из культа героической личности, характерного для молодой школы.
Пушкин причислял себя к романтикам в том значении этого слова, которое включало в себя поэтическое новаторство, смелое и свободное нарушение отживших форм и традиций в литературе. Для него в этом смысле понятие «романтик» противополагалось понятию «классик». Но литературную борьбу, которая велась в русской обстановке, он не сводил к полемике классиков и романтиков в той форме, как она определилась на Западе. Вот почему Пушкин упрекал Вяземского за то, что он напечатал свой «Разговор» при первом издании «Бахчисарайского фонтана» «более для Европы». «Где же враги романтической поэзии? где столпы классические?» (П. А. Вяземскому, апрель 1824 г.). Пушкин называет себя «Разбойником-Романтиком» (брату, 13 июня 1824 г.).
В эти годы слово «романтизм» не сходило со страниц русских журналов. Оно встречалось в рецензиях на поэмы Пушкина, в рассуждении О. Сомова «О романтической поэзии» (1823), полемически выдвинуто в предисловии П. Вяземского к «Бахчисарайскому фонтану». Везде Пушкина провозглашали виднейшим представителем русского романтизма, и Пушкин против этого не протестовал. Но едва дело доходило до определения, в чем заключаются основные особенности нового направления, как начинались разногласия. В изложении основ романтизма обычно ограничивались либо переводами критических статей из западноевропейских журналов, либо их компиляциями. Такой компиляцией является рассуждение О. Сомова (преимущественно по книге Сталь «О Германии»). Дело осложнялось и тем, что термин «романтики» пытались применить к молодым русским поэтам «новой школы» и осмыслить в рамках общеевропейской борьбы классиков и романтиков уже определившуюся борьбу «новой школы» с ее противниками. Механически переносились общие определения романтизма, и на Западе страдавшие зыбкостью, на чисто русские литературные отношения.
Пушкин не ставил в зависимость свой собственный путь от тех форм, в которые выливалось романтическое движение. Особенно это чувствуется в его оценках западных течений. В начале 20-х годов его кумиром был Байрон. Однако он не думал подчинять себя тем формам романтизма, какие находил в произведениях английского поэта. По поводу его смерти он писал Вяземскому (24—25 июня 1824 г.): «Гений Байрона бледнел с его молодостию… Он весь создан был навыворот; постепенности в нем не было, он вдруг созрел и возмужал, пропел и замолчал; и первые звуки его уже ему не возвратились — после 4-ой песни Ghild-Harold Байрона мы не слыхали, а писал какой-то другой поэт с высоким человеческим талантом». Отзыв этот достаточно холоден и свидетельствует скорее о том, что прежнее обаяние имени Байрона исчезло.
Наиболее шумно утверждался романтизм во французской литературе, самой близкой русскому читателю. Ко французскому романтизму Пушкин относился особенно сурово. В наброске письма Вяземскому (5 июля 1824 г.) мы читаем: «Век романтизма не настал еще для Франции — Лавинь бьется в старых сетях Аристотеля — он ученик трагика Вольтера,294 а не природы. Tous les recueils de poésies nouvelles dites romantiques sont la honte de la littérature française».295 И Пушкин приходил к печальному выводу: «покаместь поэзии во Франции меньше, чем у нас».
Всё это свидетельствует, что Пушкин вовсе не был обольщен западным романтизмом. В еще большей степени он чувствовал себя свободным от романтических форм русской литературы, так как русские романтики в эти годы не выходили за пределы подражания Пушкину и Жуковскому.
Поэтому, когда Пушкин писал о суждении Н. Раевского по поводу «Евгения Онегина», он не мог иметь в виду под именем «романтизма» ни какого-нибудь варианта западноевропейского романтизма, ни какого-нибудь русского романтического произведения с его особенностями. Конечно, Н. Раевский и в новом произведении Пушкина искал тех же черт, которые он видел в прежних произведениях Пушкина: в «Кавказском пленнике», «Братьях разбойниках» и «Бахчисарайском фонтане». Именно в этих поэмах присутствовал тот «романтизм», которого уже не было в «Евгении Онегине».
«Евгений Онегин» знаменует преодоление поэтической системы, в которой писаны были южные поэмы. Первоначально Пушкин, видимо, не сознавал, что новое произведение вообще уводит его от этого «романтизма», и рассматривал свой роман как произведение особого стиля. Характерно, что он одновременно приступил к новой романтической поэме — «Цыганам». Дальнейшая работа над романом показала, что возврат к романтизму южных поэм уже невозможен. Однако Пушкин продолжал пользоваться термином «романтизм» (иногда с эпитетом «истинный») для определения своего литературного направления.
Для понимания определения стиля «Евгения Онегина», данного Пушкиным в письме брату, нет необходимости обращаться к литературной полемике тех лет и вскрывать те качества, какие отмечались критикой того времени. Достаточно сопоставить новое произведение с южными поэмами.
«Стихи и проза», возвышенное вдохновение и ироническая беседа, роскошь воображения и будничные подробности «Онегина» — всё это Пушкин расценивал в противоположении нового своего произведения романтизму южных поэм. А для высоких мечтаний романтика низкая проза «Онегина» была, конечно, «сатира и цинизм». Слова эти надо понимать не в их абсолютном значении, а только в сравнении с прежде написанным.
Уже первая строфа романа заканчивалась «циничным» размышлением героя: «Ну скоро ль черт возьмет тебя!».296
И этот циник, «повеса» изображается как герой, как приятель автора, вступающего в непринужденную беседу с читателем:
Друзья Людмилы и Руслана, С героем моего романа Без предисловий, сей же час Родился на брегах Невы, Где, может быть, родились вы Или блистали, мой читатель; Но вреден север для меня.
Так автор вторгался в рассказ в качестве приятеля героя и попутно делал иронические намеки на свою судьбу, достаточно известную в весьма широких кругах читателей, осведомленных в судьбах русской литературы и в личной судьбе крупнейших ее представителей.
«Цинизм и сатира» заключались и в том, что вместо романтических излияний автор разделял «цинические» настроения героя и явно включал себя в число его интимных друзей и единомышленников. Приятельские отношения усиленно подчеркивались:
Мой друг пылал от нетерпенья … И лет шестнадцати мой друг Окончил курс своих наук… Приличий света свергнув бремя, Как он отстав от суеты, Мне нравились его черты… Мой друг Онегин, например, Был очень милый изувер.
Непринужденность беседы напоминала подобный же тон «Руслана и Людмилы», на что указывал и сам автор. Косвенно это содержится в упоминании первой поэмы в цитированных стихах второй строфы, еще яснее сказано в предисловии, писанном вскоре по приезде в Михайловское и отражающем то же отношение к поэме, какое мы видели в письмах одесского периода: «Несколько песен готовы. Писанные, по-видимому, под влиянием благоприятных обстоятельств, они носят на себе отпечаток веселости, ознаменовавшей первые произведения автора Кавказского пленника». Среди этих первых произведений Пушкин более всего имел в виду «Руслана и Людмилу».
«веселости» автора присутствовали ноты протеста: везде Пушкин подчеркивал, что гонение не сломило его. Это мы видим по постоянным намекам на обстоятельства его изгнаннической жизни; в этом смысл иронического упоминания о «благоприятных обстоятельствах», примечаний: «Писано в Бессарабии» (первое примечание к роману), «Писано в Одессе», возвращение к теме изгнания Овидия и т. д.
Стиль непринужденной беседы подчеркнут особой интонацией повествования, разговорной фразеологией с характерными оборотами: «Чего вам больше?..», «Но если правду вам сказать…», «Распространяться недосуг…», «Итак, отложим попеченье…» и пр.
Тон беседы приближал к читателю собственное «я» рассказчика. Это «я» в «Онегине» сложно, и нам придется вернуться к этому вопросу при общем анализе романа. Здесь отметим некоторые черты, определившие художественную систему повествования. «Автор» романа не тождествен с автором «Руслана и Людмилы»: он выступает не только как рассказчик, но и как участник, как знакомый Евгения; уже в первой главе описывается встреча с Евгением ночью на набережной. Следовательно, «автор» — подчеркнуто литературный персонаж, участник вымышленного действия, хотя и носитель черт самого Пушкина. Это соединение вымысла с действительностью позволяет Пушкину придавать «автору» ту психологическую характеристику, какую он считает нужной в интересах повествования. То, что автохарактеристика не всегда совпадает с реальностью, Пушкин признает в последних главах романа (гл. VI, строфа XLIV):
Ужель и впрям, и в самом деле, Без элегических затей, Весна моих промчалась дней И ей ужель возврата нет? Ужель мне скоро тридцать лет?
Здесь слово «элегический» употреблено в смысле «притворный» (т. е. принадлежащий области поэтического вымысла), как и в письме брату 24 января 1822 г.: «… друзья мои как нарочно решились оправдать элегическую мою мизантропию» (т. е. мизантропию напускную, воспетую в элегиях).
«элегическое» присутствует в романе с первых его глав. Возможно, что именно это настроение, не присущее самому Пушкину, но проникшее в отступления, в лирические излияния «автора», имел в виду Пушкин, говоря в предисловии к первой главе: «… будут осуждать… некоторые строфы, писанные в утомительном роде молодых элегий». Ведь одной из особенностей «молодых» (в печати «новейших») элегий были жалобы на уходящую молодость (ср. в заметке о прозе 1822 г.: «С воспоминаниями о протекшей юности литература наша далеко вперед не подвинется»).
С другой стороны, «автор» изображался как имевший в своем прошлом годы увлечения «романтизмом»:
И мне прелестные предметы — и душа моя Их образ милый сохранила, А после муза полюбила. И деву гор, мой идеал, …
В этих строках уже содержится еще не вполне определившееся начало тех размышлений о преодолении «романтизма», которые получили законченное выражение в известных стихах «Путешествия Онегина».
Одновременно «автор» выступает в качестве единомышленника Онегина по его «циническим» оценкам «высоких» понятий. «Автор» отрекается от «торжественного» языка:
А мой торжественный словарь Мне не закон, как было встарь…
«Автор» охотно разоблачает «священные» понятия. Не щадит он высокого понятия дружбы:
Друзья и дружба надоели
(вариант: «Святая дружба надоела»).
Так люди (первый каюсь я) От делать нечего
Но особенно нападает автор вместе со своим героем на любовь.
Любви нас не природа учит, А первый пакостный роман… Но полно забавлять надменных Они не стоят ни страстей, Ни песен, ими вдохновенных. Уста и взор созданий сих
В обоих сердца жар угас!
Скептицизм автора и героя проглядывал в стихах, звучавших злой насмешкой над тем, что в поэзии того времени (а особенно в элегической) считалось неприкосновенным:
Луну, небесную лампаду… Не ей ли посвящали мы И слезы, тайных мук отраду, Но ныне видим только в ней Замену тусклых фонарей.
Конечно, для романтического поэта всё это представлялось оскорбительным, циничным. Правда, этот скептицизм иногда получал ограничения, и в размышлениях автора иногда мы встречаем замечания, показывающие, что он не до конца разделяет скептицизм героя:
Простительно в семнадцать лет. Кто чувству верит, тот поэт, Иль хочет высказать искусство Над легковерною толпой. .. боже мой!..
Поэт подчеркивает, что в Онегине он вовсе не имел намерения изобразить самого себя: поэт спешит о между героем и автором, чтобы избежать упреков:
Цветы! любовь! деревня — праздность! Поля!.. И рад заметить эту разность Между Онегиным и мной, Чтоб мой взыскательный читатель Или какой-нибудь издатель Сближая наши здесь черты, Не повторял потом безбожно, Что в нем писал я свой портрет, Как Байрон, гордости поэт, Писать другой предмет любя, Как только про самих себя.
Иногда в отступлениях автора слышен элегический тон, несколько противоречащий «цинизму» остального. Таковы рассуждения строф LVIII, LIX первой главы, касающиеся основного вопроса: в чем причина разочарованности автора? Романтическую восторженность прежних поэм Пушкин соединял с темой страстей, в частности с темой страдающей любви («утаенная любовь»). Здесь он снова возвращается к этой теме в связи с вопросом о романтических сюжетах. Непосредственно за теми стихами, в которых Пушкин перечисляет сюжеты романтических поэм («дева гор», «пленницы берегов Салгира»), следуют стихи и на тему о романтической любви:
Теперь от вас, мои друзья, О ком моя вздыхала лира, Которая из наших дев Одушевила твой напев?
И на этот вопрос Пушкин вовсе не в «циническом» стиле дает ответ:
— дети!.. никого, ей-богу. Любви безумную тревогу Я слишком сильно испытал…
Прошла любовь, явилась муза, И прояснился темный ум. Свободен, вновь ищу союза Волшебных звуков, чувств и дум. — и сердце не тоскует, Перо забывшись, не рисует Близ неоконченных стихов То женских ножек, то голов, Погасший пепел уж не вспыхнет, И скоро, скоро бури след В душе моей совсем утихнет. Тогда-то я начну писать Поэму песен в тридцать пять.
«и прояснился темный ум». Прошла пора коротких «поэм-повестей». Теперь можно приступить к большому эпическому замыслу («песен в тридцать пять»), в котором, конечно, по классическим образцам, будет преобладать объективный рассказ, а не лирические отступления романтического стиля. Всё это сказано просто и без «затей».
Итак, «цинизм и сатира» нового произведения — вовсе не абсолютные оценки. Они заметны в романе только тому, кто ищет «романтизма», восторженно возвышенных излияний романтически влюбленного поэта.
«сатирический» задержалось во фразеологии Пушкина, и он повторяет это слово при характеристике своего нового произведения. След этой фразеологии находим и в предисловии к роману, напечатанном при первой главе: «… да будет нам позволено обратить внимание читателей на достоинства, редкие в сатирическом писателе: отсутствие оскорбительной личности и наблюдение строгой благопристойности в шуточном описании нравов» (в рукописной редакции была еще фраза: «Смело предлагаем им произведение, где найдут они под легким покрывалом сатирической веселости наблюдения верные и занимательные»).
Эти слова Пушкина явились источником недоразумений. Не только Н. Раевский остался недоволен, не найдя в романе «романтизма». Так же отнесся к первой главе «Онегина» и А. Бестужев, сообщивший свое впечатление в письме Пушкину. Письмо это не сохранилось, но о содержании его можно судить по ответу Пушкина: «Бестужев пишет мне много об Онегине; скажи ему, что он неправ: ужели хочет он изгнать всё легкое и веселое из области поэзии? куда же денутся сатиры и комедии?.. » (Рылееву, 25 января 1825 г.).
Последовала полемика в письмах Бестужева, Рылеева и Пушкина. Полностью она нам не известна, но основной предмет спора можно установить по дошедшим до нас письмам Бестужева и Рылеева. Бестужев писал Пушкину: «Поговорим об Онегине
. Ты очень искусно отбиваешь возражения насчет предмета, но я не убежден в том, будто велика заслуга оплодотворить тощее поле предмета, хотя и соглашаюсь, что тут надобно много искусства и труда… Чем выше предмет, тем более надобно силы, чтобы объять его — его постичь, его одушевить… — это несомненно, но дал ли ты Онегину поэтические формы, кроме стихов? поставил ли ты его в контраст со светом, чтобы в резком злословии показать его резкие черты? — Я вижу франта, который душой и телом предан моде, вижу человека, которых тысячи встречаю наяву, ибо самая холодность и мизантропия и странность теперь в числе туалетных приборов» (9 марта 1825 г.).
Рылеев дополнял эти возражения: «Не знаю, что будет Онегин далее… но теперь он ниже Бахчисарайского фонтана и Кавказского пленника… Мнение Байрона, тобой приведенное, несправедливо. Поэт, описавший колоду карт лучше, нежели другой деревья, не всегда выше своего соперника… Не согласен и на то, что Онегин выше Бахчисарайского фонтана и Кавказского пленника» (10 марта 1825 г.).297
«Онегина». Для А. Бестужева с его романтическими нормами непонятно было, как можно изображать типическое, «человека, которых тысячи встречаю наяву». В оценке Онегина явно сказалось впечатление, произведенное на Бестужева комедией Грибоедова. Он хочет, чтобы Онегин в своем отношении к обществу походил на Чацкого: «… поставил ли ты его в контраст со светом, чтобы в резком злословии показать его резкие черты?». Только герой в контрасте со своей средой оправдан для Бестужева как предмет поэтического изображения. Таков был Чацкий, таким должен быть Онегин.
В эти же дни и Пушкин прочитал «Горе от ума» (в Михайловском, куда комедию Грибоедова привез И. Пущин).
В письме А. Бестужеву (январь 1825 г.) Пушкин дал анализ «Горя от ума». С точки зрения художественного изображения Пушкин суровее всего осудил именно Чацкого: «А знаешь ли, что такое Чацкий? Пылкий, благородный и добрый малый, проведший несколько времени с очень умным человеком (именно с Грибоедовым) и напитавшийся его мыслями, остротами и сатирическими замечаниями. Всё, что говорит он, очень умно. Но кому говорит он всё это? Фамусову! Скалозубу! На бале московским бабушкам! Молчалину! Это непростительно. Первый признак умного человека — с первого взгляду знать, с кем имеешь дело и не метать бисера перед Репетиловыми и тому подоб.».
Итак, Пушкин осудил в роли Чацкого две черты: 1) то, что за Чацким скрывается сам Грибоедов, и, следовательно, Чацкий является не объективным персонажем, а рупором личных мнений автора; 2) то, что в поведении Чацкого не соблюдена типическая правда поведения: Чацкий говорит в комедии Грибоедова не с теми, кто находится на сцене, а прямо в публику, и тем нарушается истина изображаемых на сцене человеческих взаимоотношений.
«Драматического писателя должно судить по законам, им самим над собою признанным». В драматургической системе «Горя от ума» не было никаких противоречий в том, что сатирическая галерея типов оттенялась положительным персонажем, который, именно как положительный герой, произносил речи от автора и в своих речах не считался с психологическими условиями разговора на сцене. Речи Чацкого — обличительный комментарий к бытовым картинам, а сам Чацкий — не бытовой, а идеальный герой, противопоставленный бытовым фигурам и выражающий не реальную действительность, а идеи автора.
Но Пушкин настолько утвердился в своей новой поэтической системе изображения современного быта, что прежде всего отметил как недостаток то, что в системе комедии Грибоедова расходилось с его новой поэтикой. В его романтических поэмах речи героев тоже представляли собой излияния, не всегда оправданные психологией взаимоотношений с собеседником. Но после «Онегина» это казалось Пушкину невозможным, по крайней мере в рамке бытовых картин современного общества.
Итак, типичность в изображении героев и их поступков — вот та особенность «Онегина», которая осталась непонятой А. Бестужевым. То, что Пушкин называл «цинизм и сатира», по существу было оценкой нового стиля с позиций романтизма. То, что могло оскорбить романтика, являлось следствием основного качества нового произведения. Это качество не имело своего названия в годы создания «Евгения Онегина». Термин «реализм» получил свои права значительно позднее. В своей характеристике стиля нового произведения Пушкин отметил не самые существенные его черты, а то, что отличало «Онегина» от романтических поэм. Спор с Рылеевым и Бестужевым прояснил положение, тем более что выяснилась двусмысленность термина «сатира». Бестужев понял это слово не как одно из качеств нового стиля, а как прямое указание на жанр романа, и стал предъявлять к «Онегину» требования, применимые лишь к сатирам в собственном смысле слова. Всё это разъясняется в ответе Пушкина А. Бестужеву 24 марта 1825 г. Пушкин уступил Рылееву в его возражении на слова Байрона: «Рылееву не пишу… ». К сожалению, это «опровержение» нам остается неизвестным. Решительно возражает Пушкин Бестужеву по вопросу о сатире: «Ты говоришь о сатире англичанина Байрона, и сравниваешь ее c моею, и требуешь от меня таковой же! Нет, моя душа, многого хочешь. Где у меня сатираЕвгении Онегине
. У меня бы затрещала набережная, если б коснулся я сатире. Самое слово
сатирический
не должно бы находиться в предисловии. Дождись других песен…». Заметим, что слово «сатирический» поставлено самим Пушкиным в предисловии тогда, когда подходила к концу третья глава романа. Отказ от этого слова, формулированный в данном письме, вовсе не объясняется тем, что по мере продвижения произведения Пушкин изменил свой замысел или пересмотрел свой первоначальный взгляд на природу своего романа: всё дело в том, что Пушкин и Бестужев вкладывали в это слово разное содержание, и именно данный спор показал Пушкину, что слово «сатира» в том понимании, в каком его прилагал Пушкин к «Онегину», является причиной недоумений и непонимания подлинного замысла романа.
Этим опровергается и другое распространенное мнение о том, что по своему характеру первая глава якобы содержала элементы сатиры, а в следующих главах этой сатиры уже нет.298 Бестужев, действительно, знал в момент спора только одну главу; что же касается Пушкина, то впервые слово «сатира» произнесено им тогда, когда он писал вторую главу, и продолжал его употреблять и тогда, когда подходил к концу третьей. Кстати, вторую главу Пушкин писал без всякого перерыва после первой, а начальные и последние строфы первой главы показывают, что замысел второй главы присутствовал у Пушкина, когда он приступал к «Онегину». В письме Бестужеву он говорит: «Первая песнь просто быстрое введение, и я им доволен (что очень редко со мною случается)». Пушкин никак не мог согласиться с Бестужевым: «… но всё-таки ты неправ, всё-таки ты смотришь на Онегина не с той точки, всё-таки он лучшее произведение мое».
Итак, на смену возвышенной романтической поэме в творчестве Пушкина появляется произведение «низкого», иронического тона. Этот тон есть прямое следствие «низкого» предмета: обыкновенного быта и типического героя. По существу происходит изменение в системе художественного обобщения. И классицизм и романтизм прибегали в своих обобщениях к одному и тому же методу абстракции. Классики освобождали характер героя от всего случайного, индивидуального, сохраняя лишь схему общих психологических черт, общих «страстей». Герой выводился за пределы обычной среды, ставился в положение существа, зависящего только от игры страстей, не от бытовых обстоятельств, предельно свободного. Таковы герои и цари классических трагедий. В своей трагической судьбе они становятся жертвами психологического конфликта, всё действие заключается в необходимости преодолеть не материальные, возникающие от обстоятельств окружающей их действительности, а идеальные препятствия. Трагическая катастрофа дает нам картину страстей в их крайнем выражении. Страсти достигают предельного, преувеличенного, необычайного развития.
«живописную» среду, гармонировавшую не с бытовой средой прототипов, а с психологической картиной напряженной игры страстей. Картины экзотической природы, стихийных явлений как бы продолжали вовне душевные бури.
Типическое обобщение, примененное Пушкиным в «Евгении Онегине», состояло в том, что герой, являвшийся обобщением наблюдений художника, оставался индивидуальностью, не обеднялся устранением случайного, как у классиков и романтиков. Герой изображался со всеми своими человеческими привычками в присущей ему обыденной обстановке. Такие изображения встречались и раньше, но преимущественно в сатирической литературе, в комедии. Вот отчасти почему Пушкин говорит о сатире. Вне сатиры к этому изображению современного человека в современной обстановке приближался только прозаический роман. И Пушкин называет новую поэму романом. Но проза всегда противополагалась поэзии. Пушкин в поэзию переносит художественные тенденции, свойственные прозе, что и отмечает тем, что называет свое произведение «роман в стихах
», хотя первоначально предполагал назвать «Онегина» просто поэмой (в черновой рукописи к III строфе первой главы приписано: «Евгений Онегин поэма в»; новое определение находим в письме Вяземскому 4 ноября 1823 г.: «Я теперь пишу не роман, а роман в стихах — дьявольская разница»).
Избрав типический предмет сюжетом «Онегина», Пушкин обращается мыслью к Петербургу. Воспоминания о петербургской жизни и составили содержание вводной первой главы. В предисловии к этой главе он уточняет эпоху действия: «I песнь Евгения Онегина представляет нечто целое. Она в себе заключает сатирическое описание петербургской жизни молодого русского дворянина в конце 1819 года» (черновой текст).
Новая поэтическая система, вероятно, представлялась Пушкину особенностью только данного произведения, обусловленной выбором современного «светского» сюжета. Вряд ли он предполагал, что начало работы над «Евгением Онегиным» знаменует полный и решительный поворот во всем его творчестве и определит новое направление (и не только в его личном творчестве). Произведения в прежнем романтическом духе продолжают появляться из-под пера Пушкина и после начала работы над «Евгением Онегиным». Только ко времени выхода в свет первой главы уже намечается перерождение прежних тем, переход на новые, неромантические пути. Но это происходит позднее, уже в Михайловском.
Примечания
294 Пушкин имеет в виду драматические произведения Казимира Делавиня, в частности его трагедии «Сицилийская вечеря» (1819) и «Пария» (1821).
295 «Все сборники новых стихотворений, именуемых романтическими, — позор для французской литературы».
296
297 Рылеев оспаривает приведенное Пушкиным в не дошедшем до нас письме мнение Байрона. В полемической статье, направленной против Боульса как издателя сочинений Попа (письмо к Дж. Муррею 7 февраля 1821 г.), Байрон писал: «…на вопрос, „что поэтичнее, при равенстве артистов в исполнении, описании колоды карт или лесной тропинки“, — можно ответить, что предметы, очевидно, не равны; но тот, кто поэтически воссоздал колоду карт, во много крупнее другого». И в другом месте: «…великий поэт придаст колоде карт больше поэзии, чем ее находим в американских лесах» (имеются в виду эпизоды карточной игры в «Похищенном локоне» Попа).
298 В академическом издании «Истории русской литературы» (т. VI, 1953, стр. 242) читаем: «Сначала роман был задуман как сатира, даже желчная сатира, но затем Пушкин перешел к эпическому развертыванию темы».
Доклад о романтизме творчества Пушкина
Доклад
Преподаватель:ПушкареваЛ Г. «Романтизм в творчестве Пушкина»
ПЛАН I Вступление 1.Что такое романтизм ? 2.Взгляды А.С. Пушкина на романтизм. II Основная часть 1.Романтическая лирика: а) Обращение А.С. Пушкина к классической мифологии. б) «Человеческая свобода» и «мелкость общественных верхов». в) «Бесстрастие» и «огненная страсть». г) « Образ нации» в лирике Пушкина. д) « Морские пейзажи». е) Романтическая лирика Пушкина- вдохновение композиторов. 2. Романтическая поэма А.С. Пушкина « Кавказский пленник» а) Пленник- психологический портрет пушкинского современника. б) Тема свободы. в) Душевная охладелость героя. г) Тема «огня» и «холода». д) Ревность и душевный героизм Черкешенки. е) Общее значение поэмы. III Заключение. Вклад А.С. Пушкина-романтика в русскую литературу. а) Содержательный романтический мир страстей. б) «Солнце нашей поэзии закатилось!» Что такое романтизм. «Всякий по-своему его определяет и видит!» — писал о романтизме в 1826 г. поэт Н.М. Языков[1]. А в 1958 году, через 132 года, современный исследователь П. С. Мейлах отметил то же самое: «…Ни в одной области литературоведения нет стольких противоречий, такой разногласицы, как в области понимания романтизма»[2]. Что такое романтизм каждый определяет по-своему. В своем учебнике для вузов А.Н. Соколов делает акцент на социально-исторической характеристике романтизма : «Русский романтизм, порожденный надвигающимся переломом в развитии России, стал в основном выражением новых антифеодальных освободительных тенденций в общественной жизни и мировоззрении»[3]. Но романтики описывают не только эпоху, но и самого человека. Положительный герой романтической литературы- это «человек неистовых страстей, интеллектуально-психологически возвышающийся над толпой, мечтательно устремленный в будущее»[4]. Что же такое романтизм для вас ? Какой бы ни был ответ, я думаю, каждый при слове романтика вспомнит незабвенные строки из стихотворения Пушкина : « Я помню чудное мгновенье.» Да и не удивительно, ведь поэзия Пушкина высшее выражение ценностей общечеловеческих: любви, дружбы, чести, совести, справедливости, милосердия, неприятия всяческого произвола, унижения личности. Вся поэзия Пушкина — это его лирический дневник. Поэзия не только его « памятник», но и его «душа в заветном мире». Пушкинская муза — муза возвышенная. Кто до него мог так возвышенно воспеть все тончайшие оттенки любовного чувства ? Тут все- и легкая уверенность, и глубокая страсть, и ревность, и ожидание новой, и добродушная насмешка над девичьим кокетством. Вот проходит мимо девушка, и рождаются такие замечательные стихи : Когда нечаянно пройдет передо мной Младое, чистое, небесное созданье, Пройдет и скроется ?.. Ужель не можно мне, Любуясь девою в печальном сладострастье, Глазами следовать за ней и в тишине Благословлять ее на радость и на счастье, И сердцем ей желать все блага жизни сей, Веселый мир души, беспечные досуги, Все- даже счастие того, кто избран ей, Кто милой деве даст название супруги. Маяковский восхищался одним пушкинским стихом как высшим проявлением любовного чувства. Он предельно лаконичен : Я знаю, путь уж мой измерен, Но, чтоб продлилась жизнь моя, Я утром должен быть уверен, Что с вами днем увижусь я. Может быть с Пушкиным мы только и научились понимать, что такое Любовь? Возвышение — это мечта об идеале женщины-«чистейшей прелести чистейший образец», «гений чистой красоты», которую заронил Пушкин в сердце русского, и которою тот с тех пор безнадежно болен. Безусловно, Пушкин является самым блестящим примером писателя-романтика. Многие люди пытались проанализировать его романтизм. Но как же все-таки понимает романтизм сам Пушкин ? Взгляды Пушкина на романтизм. У Пушкина взгляды на романтизм вполне соответствовали духу его романтического творчества. Большинство замечаний и высказываний Пушкина о романтизме относится к 1824-1825 годам, когда были завершены или завершались южные поэмы (в 1824 году были написаны «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан», в октябре того же года были закончены «Цыганы» ). Пушкин часто подчеркивал свое несогласие с наиболее распространенными определениями романтизма. Он писал друзьям: «Сколько я ни читал о романтизме, все не то.»[5] В шестой главе « Евгения Онегина», Пушкин, цитируя предсмертные стихи Ленского замечал : Так он писал темно и вяло (Что романтизмом мы зовем, Хоть романтизма тут нимало Не вижу я ; да что нам в том ?) Это ироническое замечание по поводу стихов было похоже на сделанное Пушкиным позднее, в 30-е годы категорическое заявление : нельзя относить к романтической литературе «все произведения, носящие на себе печать уныния или мечтательности»[6]. Взгляды Пушкина на романтизм были прежде всего антиклассическими. Пушкин высмеивал и осуждал тех, кто пишет «по всем правилам парнасского православия»[7]. Он утверждал, что романтическая школа «есть отсутствие всяких правил, но не всякого искусства»[8]. Пушкин рассматривал романтизм как подлинную революцию в области формы. В одном из писем к П.А. Катенину он говорил о « перевороте» в словесности, который должны произвести романтики[9]. Теоретические позиции Пушкина определяли и его взгляды на конкретную историю романтизма. Пушкин относил к романтической литературе произведения Данте, Шекспира, Сервантеса, Лопе де Вега и многих других писателей. Это довольно неожиданно, но с точки зрения теорий Пушкина, который считал самой привлекательной чертой поэта-романтика художественную смелость разрыва с общепринятыми нормами, было вполне логичным. Таким образом, Пушкин теоретически определял романтизм как отказ от старых классических литературных форм. В своей переписке Пушкин дал ряд высказываний о романтических героях в жизни. Эти высказывания проливают яркий свет на то, в чём он видел содержание романтизма. Пушкин не считал, что романтических героев в современной ему русской жизни можно найти только среди разочарованных молодых людей. читающих Байрона. Он связывал с понятием романтизма людей, совершенно чуждых чувствам уныния и разочарованности. Это люди, отличающиеся бурными страстями, которые являются героями самых необыкновенных приключений, поднимающих человека над обыденностью. Таким образом Пушкин включал в интеллектуально-психологическую сферу романтизма необыкновенное, поднимающее человека над повседневностью. Как художник он воплотил это в своих произведениях. Пушкин хотел нарисовать в своих романтических произведениях именно современного героя. В « равнодушии к жизни, к её наслаждениям», в «преждевременной старости души», т. е. в душевной охладелости романтического героя, он видел «отличительные черты» « молодёжи 19-го века»[10]. Впервые в русской романтической литературе Пушкин создаёт образ современного героя. живущего интересами и волнениями своего века. Этим объясняется успех пушкинских «южных поэм». В противоречивом внутреннем мире их главных героев и в их необычайной судьбе современники узнавали самих себя. Пушкин-романтик изображает исключительные, чаще всего контрастные психологические состояния, непохожие на пошлую уравновешенность среднего человека. В романтической лирике Пушкина нарисованы или «могучая страсть», подчиняющая все переживания и поступки человека, или душевная охладелость. То же мы находим в южных поэмах Пушкина. В «Кавказском пленнике» Черкешенка- «страстная дева», полная «восторгов сердца». Ей противопоставлен Пленник, который погубил « страстями сердце», стал «жертвою страстей». Он почти совершенно охладел душой. В «Бахчисарайском фонтане» Заремой владеют «порывы пламенных желаний», она «для страсти рождена» и говорит «языком мучительных страстей». Но тут же нарисован образ разочарованного героя- татарского хана Гирея. Он ещё в начале поэмы «скучает бранной славой», а после смерти Марии приходит к полному унынию. В «Цыганах», вершине романтизма Пушкина, « всюду страсти роковые». Поэт подчёркивает, что « послушной душой» Алеко «играли страсти». Играют они и Земфирой, и её любовником – молодым цыганом, и её матерью Мариулой. Но в поэме действует также охладевший герой – старый цыган, которому после любовной катастрофы «постыли… все девы мира». Постараемся же теперь разобраться в этом лучше, на конкретном художественном материале романтических произведений Пушкина. Романтическая лирика Далеко не все лирические стихотворения Пушкина 1820-1824 годов могут быть названы романтическими. И в пору своего романтизма Пушкин написал ряд стихотворений, выдержанных в классическом духе и восходящих к русской литературе восемнадцатого века. В стихотворениях Пушкина романтического периода мы нередко находим не романтическое обращение к классической мифологии. На ней целиком построено пушкинское стихотворение 1824 года «Прозерпина», начатое словами: Плещут воды Флегетона, Своды Тартара дрожат, Кони бледного Плутона Быстро к нимфам Пелиона Из Аида бога мчат. Эти строки пропитаны мифологией. И стиль стихотворений Пушкина романтического периода, заключающих мифологические мотивы, далёк от «разорванности» романтического стиля. Таковы превосходные антологические стихотворения «Муза» и «Нереида» : Среди зелёных волн, лобзающих Тавриду, На утренней заре я видел нереиду. Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть: Над ясной влагою полубогиня грудь Младую, белую как лебедь воздымала И пену из власов струёю выжимала. У них плавные, как бы закруглённые концовки. И всё же самые яркие и смелые лирические произведения Пушкина 1820-1824 годов — это стихотворения романтические. Их пронизывает идея человеческой свободы. Пушкина- романтика возмущало не только отсутствие свободы в самодержавном государстве, его отталкивала душевная мелкость общественных верхов. Эту мелкость он подметил в графе М.С. Воронцове, под начальством которого был вынужден служить в Одессе. В стихотворении о нем Пушкин иронически противопоставил свойственный Воронцову «хороший тон» подлинно выдающимся умственным и моральным качествам: Он не хранил в своём запасе Глубоких замыслов и дум ; Имел он не блестящий ум, Душой не слишком был отважен ; Зато был сух, учтив и важен. («Не знаю где, но не у нас» ). В романтической лирике Пушкина иногда рассказывается, как возникает бесстрастие, как исчезает страсть. Об этом говорится в стихотворении «Чёрная шаль». Герой, переживший измену возлюбленной, «младой гречанки», которую он «страстно любил», и убивший её, приходит к полной душевной охладелости. Он навсегда забывает о женской красоте, совсем как старый цыган в пушкинской поэме «Цыганы». Здесь есть даже совпадения текстов : С тех пор не целую прелестных очей, С тех пор я не знаю весёлых ночей. Гляжу, как безумный, на чёрную шаль, И хладную душу терзает печаль. ( «Чёрная шаль» ) …С этих пор Постыли мне все девы мира ; Меж ними никогда мой взор Не выбирал себе подруги, И одинокие досуги Уже ни с кем я не делил. ( Рассказ старого цыгана). В обоих случаях катастрофическое исчезновение страсти становится трагическим рубежом в жизни человека. ( «С тех пор», «С этих пор» — именно черта во времени ). Но чаще, чем душевный холод, в лирике Пушкина -романтика мы видим душевное горение, мощную огненную страсть. Она появляется и тогда, когда Пушкин говорит о своей политической страстности поэта. «Страстею воли и гонениям я стал известен меж людей», — пишет Пушкин в одном из посланий В.Ф. Раевскому. И всё же на первый план у Пушкина-романтика выдвигалась тема любви с её принципиальным психологизмом. Поэтому в любовных произведениях блистательнее всего была развёрнута его философия страстей и резче всего проявилась его убеждённость в том, что романтический поэт должен жить в стихии яркой, напряжённой страсти. С представлением о страсти у Пушкина связаны образы пламени. В сердце поэта живёт «пламенная страсть», «пламенный восторг», «лобзанья» возлюбленной «так пламенны», «новый жар волнует кровь», возлюбленная «вливает» в душу «огонь», «юный пыл страстей»… Противопоставлен этому пламени образ того, что остаётся от любовного горенья- образ пепла. В «Сожженном письме» Пушкин пишет : Свершилось! Тёмные свернулися листы ; На лёгком пепле их заветные черты Белеют… Грудь моя стеснилась. Пепел милый, Отрада бедная в судьбе моей унылой, Останься век со мной на горестной груди… Поэт называет пепел «милым», «лёгким». Для него пепел- единственная «отрада». Это всё что осталось от любви, от всего того, что было ему дорого. Живущий в стихии страстей, поэт- романтик часто говорит об единственности своей любви, захватывающей всё его существо. «Всё в жертву памяти твоей»,- обращается он к Воронцовой. Даже слава нужна ему лишь для того, чтобы она всегда напоминала о нём возлюбленной. В стихотворении «Желание славы», посвящённом Воронцовой, читаем : Желаю славы я, чтоб именем моим Твой слух был поражён всечасно, чтоб ты мною Окружена была, чтоб громкою молвою Всё, всё вокруг тебя звучало обо мне… Это «единственное» чувство заставляет поэта жить с образом возлюбленной даже тогда, когда её нет с ним. Нередко в любовной лирике Пушкина возникает видение- воспоминание, заменяющее реальность. В стихотворении «Ночь», посвящённом Амалии Ризнич, перед поэтом «в молчаньи ночи тёмной» с поразительной ясностью, возможной только при огромной силе чувства, предстаёт образ возлюбленной. Он слышит даже звуки её голоса, её страстные признания: Во тьме твои глаза блистают предо мною. Мне улыбаются, и звуки слышу я : Мой друг, мой нежный друг…люблю…твоя…твоя Такое же, только смягчённое видение-воспоминание есть в знаменитом стихотворении «К ***». Поэт тоже видит лицо любимой женщины и слышит её голос : В томленьях грусти безнадёжной, В тревогах шумной суеты Звучал мне долго голос нежный, И снились милые черты. И в стихотворении «Ненастный день потух…», посвящённом Воронцовой, перед поэтом ( видение — воспоминание. Но на этот раз оно исключительно зрительного порядка. Поэт видит возлюбленную на фоне южной природы(движущейся «роскошной пелены» моря: … по горе теперь идёт она К берегам, потопленным шумящими волнами; Там, под заветными скалами, Теперь она сидит, печальна и одна… В любовной лирике Пушкина огромная эмоциональная сила переживаний поэта в большинстве случаев разрывает упорядоченность художественных форм. Стиль становится динамичным, остро экспрессивным и даже «разорванным». Подобная «разорванность» отражает душевную взволнованность поэта и противоречивость его любовных переживаний, не поддающихся упорядоченности. Вопросы и восклицания сменяют друг друга в стихотворении «Желание славы», где поэт сетует на интриги, возникшие в связи с этой любовью : И что же ? Слёзы, муки, Измены, клевета, всё на главу мою Обрушилося вдруг… Что это я, где я ? Стою Как путник, молнией постигнутый в пустыне, И всё передо мной затмилося ! Какую бурю чувств мы видим в этих стихах ! Мы ощущаем все переживания лирического героя. Стихотворение «Ненастный день потух» завершено предельно экспрессивным описанием одиночества возлюбленной: Одна…никто пред ней не плачет, не тоскует; Никто её колен в забвенье не целует; Одна…ничьим устам она не предаёт Ни плеч, ни влажных уст, ни персей белоснежных, …………………………………….. …………………………………….. …………………………………….. Никто её любви небесной не достоин. Не правда ль : ты одна… ты плачешь… Я спокоен …………………………………….. Но если………………………………. Всё это необыкновенно сильно. Ряды точек графически выражают взволнованную прерывистость и скачкообразность эмоций возлюбленного. Эти точки в то же время намекают на то, что скрывается в глубинах психологии поэта. И замечательнее всего последнее «Но если…». Это внезапно обрывает стихотворение и даже лишает его внешней стройности и последовательности рифмовки. Это гениальное «Но если…». Внезапный обрыв речи повествователя яснее, чем слова, раскрывает ревнивое волнение влюблённого. «Протяжённость» подразумеваемой мысли изображена многоточием, занимающим почти целую строку: поэт чувствовал бы себя глубоко несчастным, если бы любимая женщина была не одна и полюбила бы другого человека. Вся эта поэзия страстей и бесстрастия имела художественной целью раскрыть психологический. внутренний мир личности и воссоздать её образ. Но перед романтиками стояла и другая задача: отказываясь от традиций «классической» поэзии, они стремились нарисовать индивидуальный образ нации. Эту задачу решил романтик Пушкин. Подлинным шедевром пушкинского романтического воспроизведения русского национального колорита явилась «Песнь о вещем Олеге». Здесь не только использовано летописное предание и блестяще нарисована эпоха древнегреческого язычества, но и взят явно романтический сюжет чудесного таинственного предсказания. Здесь у Пушкина появляется тема поэта-пророка, не подчиняющегося никакой земной власти, наделённого силой безошибочного предвидения, которое выделяет его из среды обыкновенных людей. Предсказывающий смерть Олега «вдохновенный кудесник» открывает собой длинный ряд таких пушкинских героев, как пророк из первого «Подражания Корану», Андре Шенье, Моцарт и др. Об этом свидетельствуют слова «Песни»: Волхвы не боятся могучих владык, А княжеский дар им не нужен Правдив и свободен их вещий язык И с волей небесного дружен. Грядущие годы таятся во мгле; Но вижу твой жребий на светлом челе. В лирических стихотворениях Пушкина -романтика, изображающих жизнь разных народов, нет соответствующих пейзажей или же они не имеют почти ничего национально характерного. Нет пейзажей в стихотворениях «Гречанка верная !», «Гречанке» (упоминается лишь достаточно абстрактное «небо Греции священной» ), «Чёрная шаль» ( упоминаются лишь «дунайские волны», куда раб убийцы бросил мёртвые тела). И в «русских» произведениях Пушкина мало национальных пейзажных образов. Дать описание жизни разных народов на фоне соответствующих национальных пейзажей Пушкину удалось лишь в южных поэмах. Зато в пушкинской романтической лирике есть великолепные «личностные» пейзажные стихотворения, рисующие экзотическую природу и вместе с тем проникнутые глубоким и тонким психологизмом. Эти стихотворения связаны не с изображением какой-либо национальной среды, а с переживаниями самого поэта, с его восприятием жизни. Прекрасны морские пейзажи Пушкина-романтика. Пушкин видел в море воплощение непокорности и бунтарства. Недаром в его стихотворении «Узник» орёл, стремящийся на волю, звал поэта улететь «туда, где синеют морские края». В стихотворении «Погасло дневное светило» волнение океана пробуждает в поэте воспоминания о его прошлых «желаниях и надеждах», о прошлой «безумной любви», которую он не в силах забыть, и бесконечно сильное стремление к новым впечатлениям. Не только о море, но и о волнении души поэта написаны строки этого стихотворения: Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан Я вижу берег отдалённый, Земли полуденной волшебные края ; С волненьем и тоской туда стремлюся я ; Воспоминаньем упоённый… И чувствую: в очах родились слёзы вновь; Душа кипит и замирает; Мечта знакомая вокруг меня летает ; Я вспомнил прежних лет безумную любовь, И всё чем я страдал, и всё, что сердцу мило, Желаний и надежд томительный обман… В этих строках прекрасно сочетается волнующееся море и душа в волнении. Такова романтическая лирика Пушкина. Удивительно тонкая и возвышенная, она стала художественным материалом для многих крупных русских композиторов, находивших в ней мир благородных эмоций. На тексты этой лирики были написаны прекрасные романсы А.Н. Верстовского, М.И. Глинки, Н.А. Римского-Корсакова и др. Особенно замечателен романс Н.А. Римского-Корсакова, написанный на текст стихотворения Пушкина «Редеет облаков летучая гряда…». Когда после слушания этого романса начинаешь читать пушкинское стихотворение, невольно повторяешь именно те интонации, которые даны в романсе Римского-Корсакова. Так органически сливается музыка с текстом романса. Но всё же основная область романтической лирики Пушкина — это область любовных переживаний. Поэтому все его романтические поэмы имели любовные сюжеты. В них ещё ярче, чем в романтической лирике, выразились сильные, «пламенные» страсти и полярная душевная охладелость. Так как же проявилось всё это в его поэмах ? «Кавказский пленник». Первая романтическая поэма Пушкина(«Кавказский пленник», ( законченная в феврале 1821 года, принесла ему успех, наибольший в его литературной деятельности. Успех был вызван тем, что читатели находили в ней образ современного романтического героя, отсутствовавший в допушкинской литературе. Легко убедиться в том, что основные психологические черты заглавного героя поэмы были в высшей степени современными. В Пленнике живёт яркое и смелое вольнолюбие. Он попадает на Кавказ именно потому, что ищет свободы, которой нет в неудовлетворяющем его «свете»- в цивилизованном обществе: Отступник света, друг природы, Покинул он родной предел И в край далёкий полетел С весёлым призраком свободы. Свобода ! он одной тебя Ещё искал в пустынном мире. Сам сюжет поэмы организует тема свободы : герой, лишённый духовной свободы и стремящийся обрести её, попав в плен, лишается свободы физической. Таким образом, опять оказывается бессильным найти счастье. В поэме сказано о закованном в цепи Пленнике : Затмилась перед ним природа. Прости, священная свобода ! Он раб. Другая важная черта Пленника (душевная охладелость. Пленник не может ответить на чувство влюбившейся в него Черкешенки потому, что он лишился способности чувствовать. Об этом говорят его слова, обращённые к Черкешенке: Бесценных дней не трать со мною; Другого юношу зови. Его любовь тебе заменит Моей души печальный хлад… …………………….. Как тяжко мёртвыми устами Живым лобзаньям отвечать И очи, полные слезами, Улыбкой хладною встречать! Правда, даже эта душевная охладелость не заставляет героя отвергнуть идеал свободы. Пушкин говорит о Пленнике и свободе : Охолодев к мечтам и мире С волненьем песни он внимал, Одушевлённые тобою; И с верой, пламенной мольбою Твой гордый идол обнимал. Рисуя душевную охладелость Пленника, Пушкин стремился запечатлеть характерную сторону психологии не только русской, но и западноевропейской молодёжи. Но вместе с тем Пушкин нарисовал эту «преждевременную старость души» на основе доступного ему жизненного и литературного материала. О том, что пленника привели к душевной охладелости страсти, подробно рассказано в том месте поэмы, где закованный Пленник вспоминает о родине: Где первую познал он радость, Где много милого любил, Где бурной жизнью погубил Надежду, радость и желанье И лучших дней воспоминанье В увядшем сердце заключил. Это чисто романтическая предыстория Пленника. Особенно важен здесь образ «душевного увядания». Особенности же психологии «увядшего» Пленника были раскрыты Пушкиным по законам романтической поэмы, в которой часто встречался приём контраста, который позволяет оттенить психологические черты героев. Душевному холоду и увяданию Пушкин — романтик противопоставил пылкую расцветающую страсть. Пушкинская сюжетная ситуация «Пленник-Черкешенка», сталкивает людей не имеющих ничего общего в своём психологическом складе. Черкешенка- прежде всего страстная дева. Вторая часть поэмы начинается описанием «огненных» душевных переживаний героини: …Пленник милый, Развесели свой взгляд унылый, Склонись главой ко мне на грудь, Свободу, родину забудь. Скрываться рада я в пустыне С тобою, царь души моей ! Люби меня… Но «огню» в поэме был противопоставлен «холод» а иногда и «окаменелость». Пленник в ответ на признания Черкешенки жаловался на свою полную разочарованность и жалел, что он уже не может разделить пылкое чувство : Умер я для счастья, Надежды призрак улетел ; Твой друг отвык от сладострастья, Для нежных чувств окаменел… Здесь в связи с душевной драмой Пленника в поэме звучала ещё одна тема. Герой рассказывал о какой-то своей прошлой любви, которая не принесла ему счастья. Мы узнаём, что это была любовь неразделённая, что герой «не знал любви взаимной : любил один, страдал один». Эта тема влекла за собой другую тему(ревности героини. Черкешенка хотела узнать, кто её соперница: Но кто ж она, Твоя прекрасная подруга ? Ты любишь, русский ? Ты любим? Но Черкешенка преодолевает ревность(в этом-то и состоит её душевный героизм. Освобождая Пленника, Черкешенка совершает подвиг великого благородства. Недаром, когда она идёт освобождать Пленника, Пушкин говорит : Казалось, будто дева шла На тайный бой, на подвиг ратный. В этой сцене поэмы Черкешенка действительно героична: распилив оковы Пленника, она желает ему счастья и даже соединения с «другой», хотя её собственная любовь разбита. Это место поэмы отмечено тонким психологизмом. Хотя Черкешенка преодолела ревность в её словах ещё звучат отголоски этого чувства. Она не хочет бежать с Пленником именно из-за его любви к «другой», благословляя его в то же время на новую жизнь, полную любви: Прости, любви благословенья С тобою буду каждый час. Прости — забудь мои мученья, Дай руку мне… в последний раз. Эти переживания Черкешенки, кончающей самоубийством, бросающейся в ту самую реку, которую переплывает Пленник, чтобы достичь родины, не похожи на «злую» ревность Заремы и Алеко, которые под её влиянием совершают убийство. По мысли Пушкина, злоупотребление страстями ведёт к охлаждённости, пресыщенности и душевной старости. Это судьба Пленника. Но нормальная, естественная страсть возвышает человека и даёт ему возможность совершить подвиг. Это судьба Черкешенки. При этом Пушкин считает, что нормальные естественные страсти живут не в цивилизованном обществе, к которому принадлежит Пленник, а в диком, близком к природе, где воспиталась Черкешенка. Первая русская романтическая поэма, изданная Пушкиным, вполне отвечала его убеждению, что романтизм — это область необыкновенного. Герои поэмы отмечены романтической исключительностью, а их предыстория отличается намеренно созданной поэтом неясностью. Общее значение «Кавказского пленника» было очень велико. Пушкин не только дал первый образец большого романтического произведения, но и отразил характерные черты целого поколения русской и европейской молодёжи. Пушкин внёс огромный вклад в русскую литературу. Его романтизм можно изучать бесконечно. Пушкин-романтик написал множество прекрасных произведений, которые поражают душу своей чувственностью. Его поэмы полны любви и трагизма. Пушкин-романтик изображал сильные страсти, яркие незаурядные явления «внутреннего мира души человека». Пушкин создал наиболее содержательный и оригинальный романтический мир страстей в русской литературе. Его смерть потрясла всех. В.Ф. Одоевский опубликовал 30 января 1837 года в «Литературных прибавлениях» и журнале «Русский инвалид» такие строки: «Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в середине своего великого поприща!.. Пушкин! наш поэт! наша радость, наша народная слава!.. Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина! К этой мысли нельзя привыкнуть!» Жуковский, перебирая бумаги только что умершего поэта, обнаружил потрясающие стихи: Нет, весь я не умру — душа в заветной лире Мой прах переживёт и тленья убежит… И всё шептал он их как заклинание, как молитву, как утешение. Как реквием… Библиографический список
1. Письма Н.М. Языкова к родным. С.П.б, 1913г. 2. Сборник ответов на вопросы по литературоведению (IV Международный съезд славистов. Сов. комитет славистов). М., 1958г. 3. Соколов А.Н. История русской литературы XIX века (1-ая половина). 3-е изд. М., 1970г. 4. Ребякин А.И. История русской литературы XIX века. Первая половина. М., 1977г. 5. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. М.-Л., 1937г., т. XIII, с. 245. 6. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. М.-Л., 1937г., т. XII, с. 179. 7. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. М.-Л., 1937г., т. XIII, с. 57. 8. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. М.-Л., 1937г., т. XIII, с. 102. 9. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. М.-Л., 1937г., т. XIII, с. 225. 10. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. М.-Л., 1937г., т. III, с. 52. 11. Использованная литература 1. Волков Генрих. Мир Пушкина. М. «Молодая Гвардия», 1989г. 2. Фридман Н.В. Романтизм в творчестве Пушкина. М. «Просвещение», 1980г. 3. А.С. Пушкин. Сочинения в трёх томах. М. «Художественная литература», 1985г.
С. М. БОНДИ. ПОЭМЫ ПУШКИНА
С. М. БОНДИ. ПОЭМЫ ПУШКИНА
В пушкинском творчестве поэмы занимают самое большое место наряду с лирикой. Пушкиным написано двенадцать поэм (одна из них — «Тазит» — осталась неоконченной), и еще более двенадцати сохранилось в набросках, планах, начальных строках.
В лицее Пушкин начал, но не закончил очень слабую, еще совсем детскую шутливую поэму «Монах» (1813) и шутливую сказочную поэму «Бова» (1814). В первой-пародируется в духе вольтерианского вольнодумия христианская церковная легенда, во второй — популярная народная сказка.
В этих произведениях юный Пушкин еще не самостоятельный поэт, а только необыкновенно талантливый ученик своих предшественников, русских и французских поэтов (Вольтера, Карамзина, Радищева). Не с этих юношеских опытов начинается история пушкинской поэмы; да они и не были напечатаны при жизни автора.
В 1817 г. Пушкин начал самую большую свою поэму — «Руслан и Людмила» — и писал ее целых три года.
Это были годы подъема революционных настроений среди дворянской молодежи, когда создавались тайные кружки и общества, подготовившие декабрьское восстание 1825 г.
Пушкин, не будучи членом Тайного общества, был одним из крупнейших деятелей этого движения. Он единственный в эти годы (до ссылки на юг) писал революционные стихи, которые тотчас в рукописных копиях расходились по всей стране.
Но и в легальной, печатной литературе Пушкину пришлось вести борьбу с реакционными идеями. В 1817 г. Жуковский напечатал фантастическую поэму «Вадим» — вторую часть большой поэмы «Двенадцать спящих дев» (первая часть ее — «Громобой» — вышла еще в 1811 г.). Стоя на консервативных позициях, Жуковский хотел этим произведением увести молодежь от политических действий в область романтических, религиозно-окрашенных мечтаний. Его герой (которому поэт не случайно дал имя Вадима — легендарного героя восстания новгородцев против князя Рюрика) — идеальный юноша, стремящийся к подвигам и в то же время чувствующий в своей душе таинственный зов к чему-то неизвестному, потустороннему. Он в конце концов преодолевает все земные соблазны и, следуя неуклонно этому зову, находит счастье в мистическом соединении с одной из двенадцати дев, которых он пробуждает от их чудесного сна. Действие поэмы происходит то в Киеве, то в Новгороде. Вадим побеждает великана и спасает киевскую княжну, которую предназначает ему в жены ее отец. Эта реакционная поэма написана с большой поэтической силой, прекрасными стихами, и Пушкин имел все основания опасаться сильнейшего влияния ее на развитие молодой русской литературы. К тому же «Вадим» был в то время единственным крупным произведением, созданным представителем новой литературной школы, только что окончательно победившей в борьбе с классицизмом.
На «Вадима» Пушкин ответил «Русланом и Людмилой», тоже сказочной поэмой из той же эпохи, c рядом сходных эпизодов. Но все ее идейное содержание резко полемично по отношению к идеям Жуковского. Вместо таинственно-мистических чувств и почти бесплотных образов — у Пушкина все земное, материальное; вся поэма наполнена шутливой, озорной эротикой (описание свадебной ночи Руслана, приключения Ратмира у двенадцати дев, попытки Черномора овладеть спящей Людмилой и т. п., а также в ряде авторских отступлений).
Полемический смысл поэмы вполне раскрывается в начале четвертой песни, где поэт прямо указывает на объект этой полемики — поэму Жуковского «Двенадцать спящих дев» — и издевательски пародирует ее, превращая ее героинь, мистически настроенных чистых дев, «инокинь святых», в легкомысленных обитательниц придорожной «гостиницы», заманивающих к себе путников.
Остроумная, блестящая, искрящаяся весельем поэма Пушкина сразу рассеяла мистический туман, окруживший в поэме Жуковского народные сказочные мотивы и образы. После «Руслана и Людмилы» стало уже невозможно использовать их для воплощения реакционных религиозных идей.
Добродушный Жуковский сам признал свое поражение в этой литературной борьбе, подарив Пушкину свой портрет с надписью: «Победителю ученику от побежденного учителя, в тот высоко-торжественный день, когда он окончил свою поэму «Руслан и Людмила».
Эта поэма поставила Пушкина на первое место среди русских поэтов. О нем стали писать и в западноевропейских журналах.
Однако, будучи крупнейшим явлением в русской литературе и общественной жизни, шутливая сказочная поэма Пушкина еще не ставила русскую литературу в один ряд с литературой Запада, где действовали в те годы Гете в Германии, Байрон и Шелли в Англии, Шатобриан и Бенжамен Констан во Франции, каждый по-своему решавшие в своем творчестве важнейшие вопросы современности.
С 1820 г. Пушкин включается в этот ряд, создавая одну за другой свои романтические поэмы, серьезные и глубокие по содержанию, современные по проблематике и высокопоэтические по форме. С этими поэмами («Кавказский пленник», «Братья-разбойники», «Бахчисарайский фонтан») в русскую литературу входит новое направление: передовой, революционный романтизм — поэтическое выражение чувств и взглядов самого передового общественного слоя, революционно-настроенной дворянской молодежи, наиболее активной частью которой были декабристы. Резкое недовольство всем окружающим, всем общественным укладом, при котором жизнь представляется тюрьмой, а человек-узником; пламенное стремление к свободе; свобода как предмет почти религиозного культа {1} — это одна сторона мироощущения революционных романтиков 20-х гг. В то же время их социальное одиночество, отсутствие живой связи с народом, страданиям которого они глубоко сочувствовали, но чью жизнь плохо знали и мало понимали, — все это придавало трагический и крайне субъективный, индивидуалистический характер их мировоззрению. Чувства и трагические переживания одинокой, гордой, высоко над толпой стоящей личности стали основным содержанием романтического творчества Пушкина. Протест против всякого гнета, тяготеющего над человеком в «цивилизованном» обществе, — гнета политического, социального, морального, религиозного, — заставлял его, как и всех революционных романтиков того времени, сочувственно изображать своего героя преступником. нарушителем всех принятых в обществе норм — религиозных. юридических, моральных. Излюбленный романтиками образ — «преступник и герой», который «и ужаса людей и славы был достоин». Наконец, характерным для романтиков было стремление увести поэзию от воспроизведения ненавистной им обыденной действительности в мир необычного, экзотики, географической или исторической. Там они находили нужный им образы природы — могучей и мятежной («пустыни, волн края жемчужны, и моря шум, и груды скал»), и образы людей, гордых, смелых, свободных, не затронутых еще европейской цивилизацией.
Большую роль в поэтическом воплощении этих чувств и переживаний сыграло творчество Байрона, во многом близкое мироощущению русских передовых романтиков. Пушкин, а за ним и другие поэты использовали прежде всего удачно найденную английским поэтом форму «байронической поэмы», в которой чисто лирические переживания поэта облечены, в повествовательную форму с вымышленным героем и событиями, далекими от реальных событий жизни поэта, но прекрасно выражающими его внутреннюю жизнь, его душу. «…Он постиг, создал и описал единый характер (именно свой), — писал Пушкин в заметке о драмах Байрона. — Он создал себя вторично, то под чалмою ренегата, то в плаще корсара, то гяуром, издыхающим под схимиею…» (см. т. 6). Так и Пушкин в своих романтических поэмах пытался «создавать себя вторично», то пленником на Кавказе, то бежавшим «неволи душных городов» Алеко. Пушкин сам не раз указывал на лирический, почти автобиографический характер своих романтических героев.
Внешние особенности южных поэм Пушкина также связаны с байроновской традицией: простой, неразвитый сюжет, малое количество действующих лиц (двое, трое), отрывочность и иногда нарочитая неясность изложения. Всегдашнее свойство пушкинского поэтического таланта-уменье зорко наблюдать действительность и стремление точными словами говорить о ней. В поэмах это сказалось в том, что, создавая романтические образы природы и людей, Пушкин не выдумывал их, не писал (как, например, Байрон о России или, позже, Рылеев о Сибири) о том, чего сам не видел, а всегда основывался на живых личных впечатлениях — Кавказа, Крыма, бессарабских степей. Поэмы Пушкина создали и надолго предопределили тип романтической поэмы в русской литературе. Они вызвали многочисленные подражания второстепенных поэтов, а также оказали сильное влияние на творчество таких поэтов, как Рылеев, Козлов, Баратынский и, наконец, Лермонтов.
Помимо «Кавказского пленника», «Братьев-разбойников» и «Бахчисарайского фонтана», написанных до 1824 г. и вскоре напечатанных, Пушкин задумывал и другие романтические поэмы. «У меня в голове бродят еще поэмы», — писал он Дельвигу в марте 1821 г. В рукописях его остались наброски нескольких поэм, где Пушкин по-разному, с различными сюжетами и в различной национальной среде, думал разработать тот же «героический» или «преступный» романтический образ и показать его неминуемо трагическую судьбу (см. отрывки и планы поэм). Отрывок одной из таких поэм, где героем должен был стать атаман волжских разбойников, Пушкин напечатал под заглавием «Братья-разбойники». Сохранилось и начало большой романтической поэмы «Вадим». В эти же годы, может быть под влиянием громадного успеха «Руслана и Людмилы», Пушкин обдумывал и поэмы совершенно иного типа — волшебно-сказочные, с авантюрным сюжетом и историческими или мифологическими персонажами: о Бове-королевиче, о сыне Владимира Святого Мстиславе и его борьбе с черкесами, об Актеоне и Диане. Но эти замыслы, отвлекавшие поэта от основной его задачи — развития и углубления романтической тематики, — так и не были осуществлены им.
Впрочем, весной 1821 г. Пушкин написал небольшую поэму «Гавриилиада», остроумную, блестящую антирелигиозную сатиру — отклик на усилившуюся политическую реакцию, окрашенную в эти годы мистикой и религиозным ханжеством.
В 1823 г. Пушкин переживает сильнейший кризис своего романтического мировоззрения. Разочаровавшись в надежде на близкое осуществление победы революции сначала на Западе, а затем и в России, — а в этой победе Пушкин, полный «беспечной веры», был совершенно убежден, — он скоро разочаровался и во всех своих романтических идеалах — свободы, возвышенного героя, высокого назначения поэзии, романтической вечной любви. Он пишет в это время ряд мрачных, горьких стихотворений, изливая в них свою «желчь» и «цинизм» (по его выражению) — «Сеятель», «Демон», «Разговор книгопродавца с поэтом» (а немного позже — «Сцену из Фауста») и другие, оставшиеся в рукописи не оконченными. В этих стихах он подвергает горькому осмеянию все основные положения своего романтического мировоззрения.
К числу подобных произведений относится и поэма «Цыганы», написанная в 1824 г. Ее содержание — критическое разоблачение романтического идеала свободы и романтического героя. Романтический герой Алеко, попавший в желанную для него обстановку полной свободы, возможности беспрепятственно делать все, что ему хочется, — обнаруживает свою подлинную сущность: он оказывается эгоистом и насильником. В «Цыганах» развенчивается и сам романтический идеал неограниченной свободы. Пушкин убедительно показывает, что полная свобода действий, отсутствие ограничений и обязательств в общественной жизни было бы осуществимо только для людей примитивных, праздных, ленивых, «робких и добрых душою», а в личной жизни, в любви она оказывается чисто животной страстью, не связанною ни с какими моральными переживаниями. Неумение выйти за пределы чисто романтического, субъективного взгляда на жизнь неминуемо приводит поэта к глубоко мрачному заключению о том, что счастие на земле невозможно «и от судеб защиты нет». «Цыганы» — поэма переломного, переходного периода — является в идейном и художественном отношении громадным шагом вперед по сравнению с предыдущими поэмами. Несмотря на вполне романтический характер и стиля ее, и экзотической обстановки, и героев, Пушкин здесь впервые применяет метод чисто реалистической проверки верности своих романтических идеалов. Он не подсказывает речей и действий своим персонажам, а просто помещает их в данную обстановку и прослеживает, как они проявляют себя в обстоятельствах, с которыми сталкиваются. В самом дело, Алеко, типичный романтический герой, хорошо знакомый нам по поэмам и лирике Пушкина начала 20-х гг., иначе и не мог поступить в том положении, в котором он оказался. Совершаемое им из ревности двойное убийство вполне соответствует его характеру и мировоззрению, раскрытым как в самой поэме, так и в других романтических произведениях той эпохи. С другой стороны, и Земфира, такая, какой она показана Пушкиным, так же не могла поступить иначе, не могла остаться верной Алеко навсегда — ведь она цыганка, дочь Мариулы, и ее история только повторяет — за исключением трагического финала — историю ее матери. Эта «объективная» позиция автора «Цыган» по отношению к действиям и чувствам его героев сказалась и в самой форме: большинство эпизодов поэмы дано в форме диалогов, в драматической форме, где отсутствует голос автора, а говорят и действуют сами персонажи.
«Цыганы» — произведение, в котором глубже всего отразился кризис мировоззрения Пушкина-романтика; в то же время по методу разработки темы оно открывало новые пути в творчестве Пушкина — пути к реализму. Летой 1824 г. Пушкин был выслан из Одессы в Михайловское, без права выезда оттуда. Постоянное и близкое общение с крестьянами, с народом, видимо более всего другого содействовало преодолению тяжелого кризиса в мировоззрении поэта. Он убедился в несправедливости своих горьких упреков народу в нежелании бороться за свою свободу {2}, он понял, что «свобода» не есть какое-то отвлеченное морально-философское понятие, а конкретно-историческое, всегда связанное с общественной жизнью, и за такую свободу — политическую, экономическую — народ всегда неустанно боролся (постоянные крестьянские бунты против помещиков, не говоря уже о восстаниях Пугачева, Разина или эпохи «смутного времени»). Он должен был увидеть, что все его разочарования в прежних романтических идеалах — результат недостаточного знания самой действительности, ее объективных закономерностей и малого поэтического интереса к ней самой. В 1825 г. в творчестве Пушкина происходит крутой поворот. Окончательно порвав с романтизмом, Пушкин выходит из своего кризиса. Его поэзия приобретает ясный и в целом светлый, оптимистический характер. Прежняя задача его поэзии-выражение своих собственных чувств и страданий, поэтический отклик на несовершенства жизни, противоречащей субъективным, хотя и благородным требованиям романтика, воплощение романтических идеалов в образах необычного — экзотической, идеализированной природы и необыкновенных героев — заменяется новой. Пушкин сознательно делает свою поэзию средством познания отвергавшейся им прежде обычной действительности, стремится актом поэтического творчества проникнуть в нее, понять ее типичные явления, объективные закономерности. Стремление верно объяснить человеческую психологию неминуемо приводит его к изучению и художественному воплощению общественной жизни, к изображению в тех или иных сюжетных формах социальных конфликтов, отражением которых и является психология человека.
То же стремление познать действительность, современность толкает его и к изучению прошлого, к воспроизведению важных моментов истории. В связи с этими новыми творческими задачами изменяется и характер изображаемых объектов у Пушкина, и самый стиль изображения: вместо экзотики, необычного — обыденная жизнь, природа, люди; вместо поэтически-возвышенного, отвлеченного, метафорического стиля — простой, близкий к разговорному, но тем не менее высокопоэтический стиль.
Пушкин создает новое направление в литературе — реализм, сделавшийся позже (с 40-х гг.) ведущим направлением русской литературы.
Основное, преимущественное воплощение этого нового, реалистического направления, этих новых задач верного познания действительности и ее законов Пушкин дает в это время не столько в поэмах, сколько в других жанрах: в драме («Борис Годунов», «маленькие трагедии»), в прозаической повести («Повести Белкина», «Капитанская дочка» и др.), в стихотворном романе — «Евгений Онегин». В этих жанрах Пушкину легче было осуществлять новые принципы и разрабатывать новые методы реалистического творчества. Своего рода манифестами этого нового направления в русской литературе были историческая народная трагедия «Борис Годунов» (1825) и {3} (1825-1826).
В это же время (в декабре 1825 г.) Пушкин написал и первую реалистическую поэму — шутливого, безоблачно-веселого «Графа Нулина». В нем на простой, почти анекдотический сюжет нанизано множество прекрасных, превращенных в подлинную поэзию картин, пейзажей, разговоров самого обыденного, «прозаического», бытового содержания. Здесь встречаются почти все те образы, которыми Пушкин в полусерьезной-полушутливой строфе из «Путешествия Онегина» характеризует свой новый реалистический стиль, в противоположность романтическим «грудам скал», «шуму моря», «пустыням», образу «гордой девы» {4}: здесь и косогор, и забор, и серенькие тучи на небе, и дождливая пора, и задний двор, и утки, и даже «хозяйка» (хотя и плохая) в качестве героини поэмы…
Разгром декабрьского восстания 1825 г. и наступившая вслед за этим политическая и общественная реакция, временная остановка в развитии русского революционного движения изменили характер русской литературы: из нее на несколько лет ушла тема борьбы за свободу. Пушкин, возвращенный Николаем I из ссылки, получивший возможность общаться с друзьями, пользующийся громадной популярностью среди публики, тем не менее не чувствовал себя счастливым.
Душная общественная атмосфера после разгрома декабристов, реакционные, трусливые, обывательские настроения, поддерживаемые новой реакционной журналистикой, воцарившиеся в обществе и заразившие многих из его друзей — все это вызывало временами у Пушкина приступы полного отчаяния, выразившиеся в таких стихах его, как «Дар напрасный, дар случайный, жизнь, зачем ты мне дана?» или «В степи мирской, печальной и безбрежной…» («Последний ключ — холодный ключ забвенья, он слаще всех жар сердца утолит»).
Мысль о том, что смерть предпочтительней жизни, Пушкин думал положить в основу начатой им в 1826 г. мрачной поэмы о герое евангельской легенды — Агасфере («Вечном Жиде»), наказанном за свое преступление перед богом бессмертием. Однако эти мрачные темы остались временным эпизодом в творчестве Пушкина. Он сумел преодолеть свое тяжелое настроение, и поэма об Агасфере была оставлена в самом начале.
В эти годы общественного упадка творческая работа Пушкина не прекращается, но он разрабатывает в это время темы, непосредственно не связанные с темой освободительного движения. Предметом пристального внимания поэта становятся человеческая психика, характеры, «страсти», их влияние на душу человека (, «маленькие трагедии», наброски прозаических повестей).
Среди произведений Пушкина 1826-1830 гг., вдохновленных «психологической» темой, мы не находим ни одной поэмы. (Правда, в поэмах «Полтава» и «Тазит» разработка психологии героев занимает большое место, но не она является основной задачей этих чисто политических произведений.) Более подходящей формой для художественного анализа человеческой психологии были роман в стихах, драматический этюд, прозаический рассказ или повесть. В эти же годы Пушкин пишет и ряд крупных произведений политического содержания, но иного характера. В его творчестве этого времени находит свое воплощение тема русского государства, судьбы России в борьбе с Западом за свою самостоятельность — отзвук юношеских воспоминаний Пушкина о событиях 1812-1815 гг. Параллельно с этим он поэтически разрабатывает и важнейшую тему многонациональности русского государства, пишет об исторической закономерности объединения в одно государственное целое множества различных народов. В поэме «Полтава» эти темы развиваются на историческом материале борьбы России начала XVIII в. с сильнейшим тогда военным государством — Швецией. Здесь же Пушкин поэтически раскрывает свою оценку взаимоотношений России и Украины. В другой, неоконченной, поэме «Тазит», на основании впечатлений Пушкина от его второго кавказского путешествия (1829) и размышлений о сложности и трудности вопроса о прекращении вражды народов Кавказа с русскими, развивается та же национально-политическая тема. В 30-х гг. творчество Пушкина снова почти целиком посвящается разработке социальных вопросов. Народ, крепостное крестьянство, его жизнь, его поэзия, его борьба за свое освобождение — становится одной из основных тем Пушкина-художника и историка, каким он делается в эти годы. Жизнь крепостной деревни показывается в неоконченной «Истории села Горюхина», в «Дубровском»; в сказках и драме «Русалка» воспроизводятся и художественно обрабатываются мотивы народной поэзии. Борьбу крестьян против помещиков Пушкин показывает сначала в форме «разбоя» (в «Дубровском»), причем это уже не романтические «братья-разбойники», а живые, реальные типы крестьян и дворовых. Настоящей крестьянской войне, «пугачевщине» Пушкин посвящает два больших произведения — повесть «Капитанская дочка» и историческое исследование «История Пугачева». Народное восстание против феодалов-рыцарей и участие в нем представителей класса буржуазии составляют тому неоконченной драмы «Сцены из рыцарских времен».
В эти годы Пушкин вводит в литературу нового героя — страдающего, угнетенного «маленького человека», жертву не справедливого социального устройства — в повести «Станционный смотритель», в начатом романе «Езерский», в поэме «Медный всадник».
Пушкин остро реагирует на происходящие на его глазах изменения в классовом составе интеллигенции, в частности писательской среды. Если прежде «литературой у нас занимались только дворяне», как не раз повторял Пушкин, видя в этом причину независимого поведения писателя по отношению к власти, к правительству, то теперь все большую и большую роль в литературе начинают играть представители разночинной, буржуазной интеллигенции. В те годы эта новая демократия не была еще «революционной демократией», наоборот, большинство из ее деятелей, борясь с представителями господствующего дворянского, помещичьего класса за свое место в жизни, никаких оппозиционных настроений по отношению к правительству, к царю не обнаруживало. Единственной силой, способной противопоставить свою независимость правительственному произволу, быть «мощным защитником» народа Пушкин считал то дворянство, из которого вышли декабристы, дворянство обедневшее, но «с образованием», «с ненавистью против аристокрации» {5}. «Эдакой страшной стихии мятежей нет и в Европе, — писал Пушкин в дневнике. — Кто были на площади 14 декабря? Одни дворяне. Сколько ж их будет при первом новом возмущении? Не знаю, а кажется, много» (см. т. 7).
Эти мысли о роли старинного дворянства в освободительном движении (в прошлом и в будущем), осуждение представителей его, не понимающих своей исторической миссии и пресмыкающихся перед властью, перед «новой знатью», царскими прислужниками, — Пушкин воплощал не только в публицистических заметках, но и в художественных произведениях, в частности, они-то и составляют основное, главное содержание написанных Пушкиным первых строф «Езерского».
В 30-е гг. Пушкину пришлось вести ожесточенную литературную борьбу. Его противниками были завладевшие почти всей читательской массой реакционные, трусливые, недобросовестные журналисты и критики, потакающие обывательским вкусам читателей из мелких помещиков и чиновников, не гнушающиеся политическими доносами на своих литературных врагов. Они преследовали Пушкина за все то новое, что он вводит в литературу — реалистическое направление, простоту выражения, нежелание морализировать… Полемика с современной журналистикой о задачах литературы включена была Пушкиным в начальные строфы «Езерского», эта же полемика составляет основное содержание целой поэмы — «Домик в Коломне».
Длинный ряд поэм, написанных с 1820 по 1833 г., Пушкин завершил «Медным всадником» — поэмой о конфликте между счастьем отдельной личности и благом государства — лучшим своим произведением, замечательным как по необыкновенной глубине и смелости мысли, остроте поставленной поэтом исторической и социальной проблемы, так и по совершенству художественного выражения. Это произведение и до сих пор вызывает споры и различные толкования.
Пушкин использовал в своем творчестве многие жанры, но поэма всегда оставалась любимой формой для выражения его «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет». Почти каждый этап своего развития Пушкин отмечал поэмой, почти каждая из встававших перед ним жизненных проблем находила выражение в поэме. Громадное расстояние между легкой, блестящей поэмой двадцатилетнего Пушкина — «Руслан и Людмила» — и глубоко-философской поэмой «Медный всадник», написанной тридцатичетырехлетним мудрецом поэтом, — показывает наглядно стремительность пути Пушкина, крутизну вершины, на которую поднялся Пушкин, а вместе с ним и вся русская литература.
{1} Свобода! он одной тебя Еще искал в пустынном мире… . . . . . . . . . . . . . . . И с верой, пламенной мольбою Твой гордый идол обнимал. («Кавказский пленник».)
{2} Паситесь, мирные народы! Вас не пробудит чести клич. К чему стадам дары свободы? Их должно резать или стричь. Наследство их из рода в роды Ярмо с гремушками да бич. («Свободы сеятель пустынный…», 1823)
{3} Первоначальный замысел (1823) и первые главы романа относятся еще к периоду пушкинского кризиса. Реалистические образы в них даны полемически, в целях издевательского бытового снижения традиционных романтических образов и ситуаций. «…Пишу новую поэму, «Евгений Онегин», где захлебываюсь желчью» (письмо к А. И. Тургеневу от 1 декабря 1823 г.) ; «…не верь Н. Раевскому, который бранит его («Евгения Онегина». — С. Б.) — он ожидал от меня романтизма, нашел сатиру и цинизм и порядочно не расчухал» (письмо к брату от января-февраля 1824 г.).
{4} Иные нужны мне картины: Люблю песчаный косогор, Перед избушкой две рябины, Калитку, сломанный забор, На небе серенькие тучи, Перед гумном соломы кучи Да пруд под сенью ив густых, Раздолье уток молодых. Мой идеал теперь — хозяйка… . . . . . . . . . . . . . . . Порой дождливою намедни Я, завернув на скотный двор… (Отрывки из «Путешествия Онегина», 1829)
{5} То есть правящей верхушки.
Источник — Собрание Сочинений в десяти томах. Том третий. Государственное издательство Художественной Литературы. Москва, 1959
